Потом она все-таки уснула, так и не добравшись до бадьи. Фьялбъёрн перенес её на постель и укрыл одеялом. Через несколько часов, проснувшись, Йанта должна была бы почувствовать благодарность… Она ее и чувствовала, от этого еще больше мучаясь стыдом. От вернувшегося в каюту Бъёрна она отвернулась к стене и не стала даже разговаривать. Но еще через пару часов отозвалась и спросила, когда они вернутся на Острова Морского Народа? Или еще куда-нибудь. Куда угодно, где можно сойти на берег. Нет, она все хорошо обдумала. Да, насовсем. Потому что…
Тут она замолкала, потому что говорить было слишком больно, горло перехватывало все той же непреходящей тоской и болью, от которой не помогали ни ласковые слова, ни объятия, ни уговоры. Пустота выжрала её магический дар, Янсрунд ударил по чести и гордости. И Йанта не знала, как оправиться от этого двойного удара, а принять помощь не могла — вина ложилась на плечи и вовсе непосильной ношей.
Глава 24. Цена бессмертия
В прозрачном круглом чане бурлило северное море. Щерились острыми клыками черно-серые скалы, скрывались под беспокойными водами пологие песчаные берега континентальных королевств. Множество кораблей вышло в море, погода обещала хороший улов.
Солнце сияло высоко в небе, посылая золотистые лучи навстречу сонной земле и людям. Прошли самые злые зимние месяцы. Ещё чуть-чуть, и Госпожа Зима передаст Весенней Красавице огромный ключ из зелёного металла, которым та запрёт Врата Холода и даст дорогу теплу.
Но только кораблю с оскаленной пастью морского линорма и командой мертвецов на борту не до забот простых людей. Позади осталась опасность. Пустота, недовольная и уставшая, вновь спряталась за грань мира, проклиная глупца Вессе, не сумевшего дать ей достойный путь. Начиналось всё хорошо, но… Безумие не щадит ни тело, ни разум.
Мрак окутал чан чёрным полотном. Ни миг улыбнулся тонкой незаметной улыбкой, представляя, что бы началось на земле, вздумай он усилить этот покров. Если вместо обычного пасмурного дня спустится ночная тьма…
— Не балуйся, — раздался хриплый низкий голос Гунфридра.
— Ты бесчеловечно опоздал, — отозвался Мрак, с сожалением стягивая покров и превращая его в туманное облако.
— Может, потому что я не человек? — невозмутимо поинтересовался Гунфридр.
Жилище Мрака ему было не по душе. Но коварный хозяин смертей и демонов на этот раз для встречи зазвал в свои чертоги. Учитывая, что до этого он являлся в море, нельзя было не ответить такой же вежливостью. Утбурд бы побрал божественный этикет.
Здесь было неуютно. Господин Дневной Свет не заглядывал в эти места. Только россыпь серебристых искорок, подобно звездам на небосводе, едва-едва освещала просторный зал с колоннами из черного камня. Гладкий пол и теряющийся в клубах живой тьмы потолок, а где-то там, вдалеке, — Трон Мрака. Но его не видят даже боги, это тайна за семью замками.
Сияет только жизнь-чан, через который Господин Мрак любит смотреть на мир. Чан высится на огромной изогнутой треноге, напоминающей щупальца кракена.
— Не стой, присаживайся, — сказал Мрак.
И тут же появился круглый стол и три кресла. Гунфридр ухмыльнулся. Так-так, значит, быть переговорам. Ай да Мрак. Вот не сидится же ему на месте. Морской Владыка смутно догадывался, кто к ним присоединится сегодня, но пока не спешил делать выводы.
Мрак опустился напротив, на столе тут же засияли отравленным золотом два кубка, из которых валил зелёный пар.
— Отведай нового твила, мой друг, — вкрадчиво предложил Мрак. — Сама провидица Мяран сотворила и прислала мне в подарок.
Гунфридр с подозрением взял кубок, вдохнул запах мяты и ядовитой лиственницы, глянул на черную жидкость, тягучую, словно земляное масло, которое привозят южные и восточные купцы на север.
Напиток народа лаайге, что живет за Долиной Инеистых Снов. Помогает им оставить тело на земле и душой подняться к божественным покровителям. Узнать будущее и прошлое, получить совет от покойников и тех, кто ещё не родился на этот свет. Интересно, зачем Мяран принесла это в дар Мраку? Неужто благословения ждала?
Мрак сделал глоток. Удовлетворённо зашипел:
— Искусна всевидица. Взял бы её к себе в посредницы, да не пойдёт ведь. Ей своих богов и духов хватает.
— Кого ждём? — мягко уточнил Гунфридр, понимая, что Мрак может пуститься в совершенно ненужные разглагольствования, которые только повредят делу.
— Да вот… — протянул владыка тьмы и указал на чан. — Видишь тот кораблик с серым парусом? С потемневшим от соли, крови и времени деревянным корпусом? С живыми мертвецами и хмурым ярлом, который одним только глазом видит этот мир? Чувствуешь, как горит-пылает болью сердце «Гордого линорма»?
Гунфридр отхлебнул твила. Во рту разлилась свежая горечь. Но стоило только глотнуть, как горло обволокло сладостью, а в голове стало ясно и спокойно.
«Ай да всевидица! После смерти надо бы к себе в придворные зельевары забрать!»
— Чувствую, — всё же буркнул он. — А всё потому что некоторые на корабле дурью маются, а другие не могут их за это хорошенько выпороть.
Мрак шелестяще рассмеялся:
— Не маг ты, о Морской Владыка. Не понимаешь, что значит для колдуньи потеря чар.
— Нет, не понимаю, — честно сказал Гунфридр, — но знаю, что чары, как и жизнь человеческая, — в руках божьих. И не человеческое дело страдать, коль боги решили что-то отобрать.
— А если ворожея «Гордого линорма» не человек? — лениво уточнил Мрак.
Гунфридр с интересом посмотрел на собеседника:
— А кто?
— Да кто ж её знает, — улыбнулся Мрак. — Из мира она не нашего, почем знать, какие там у них люди, а какие боги?
И улыбнулся так, сволочь, что аж захотелось запустить в него кубком. Но владыка моря сдержался. Невежливо как-то. Да и… есть зерно истины в его словах. С этими чужаками ни в чем нельзя быть уверенным.
— А вот смотри, что происходит дальше, — тем временем сказал Мрак.
«Гордый линорм» вдруг стал больше. Казалось, ещё секунда — и вырвется на волю, разбив хрусталь чана. Но, разумеется, ничего подобного не случилось.
Зато стала прекрасно видна стоящая у борта медноволосая чудесница. Понуро так стояла, на бледном лице ни кровинки. И в глазах — пустота. Не отошла ещё от крепких объятий Вессе, чудо, что вообще спаслась. Но в то же время вид имела странно решительный.
Гунфридр не сразу рассмотрел, что в руках Ньедрунг сжимает продолговатый янтарь. Миг — дрогнули тонкие губы в беззвучной молитве. Почему именно молитва, Гунфридр и сам не мог понять, но чувствовалось, что мерикиви что-то задумала. И обращается никак не к морю и не к небу. И смотрит куда-то так далеко, что не разобрать: за горизонт или внутрь себя.
— Как думаешь, великий Гунфридр, — прошелестел Мрак, — о чем просит медовая чудесница?