Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля. - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михеенков cтр.№ 33

Полицаи входили во власть по-разному. Некоторые рассчитывали: ну и взял винтовку, повязку нацепил, и буду этот мост охранять, как сторож, зато паек дают, дети не голодные… Кому-то из них и впрямь повезло: отдежурили у моста, пришла Красная армия, призвали через полевой военкомат и, как человека, запятнавшего себя службой на германскую армию, зачислили в штрафную роту и послали в бой; в бою «кровью смыл позор», дальше воевал в обычной части, получил медаль, а то и орден, и героем вернулся с Победой к своей семье.

Вторым не повезло. Поставили в расстрельную команду, расстреливать партизан или своих же односельчан. Не нажмешь на спуск – самого к березке поставят. Нажал – и началась для тебя другая жизнь…

Третьи были совсем иной породы. Они шли в полицию сознательно, с желанием. Служили с рвением. Это и была новая власть. В некоторых районах и волостях она состоялась. Укрепилась. Действовала. В других только-только устраивалась.

И новая власть, которую осуществляли и немцы, и (с трудом пишу это словосочетание) наши соотечественники, почувствовав волю, не удержались от многих соблазнов, которые, надо заметить, всегда ходят рядом с властью.

Почти везде местные жители, пережившие оккупацию, в один голос свидетельствовали о грабежах или поборах (как разновидности грабежа). О насилиях над местными жителями. Казнях без суда и следствия. Спонтанных убийствах людей, заподозренных в связях с партизанами или в воровстве имущества, принадлежащего германской армии.

Особая каста людей, выдвинувшихся в этот период, так скажем, из народной массы, – это те, кого мы причислили к третьим.

Об одном из них, дорогой читатель, смотрите в Приложениях – рассказ бывшей жительницы поселка Луначарский Кировского района Н.В. Фроловой.

О другом мне рассказали в Рославле.

В деревне Афанасовке под Рославлем жил некий Куркот. Полное и настоящее имя этого человека никто уже и не помнит. Осталось прозвище. А возможно, это и есть фамилия. Кстати, весьма распространенная в Польше и Западной Белоруссии.

Так вот, этот Куркот в первые же дни оккупации явился к немцам и предложил свои услуги.

В Тризновском лесу близ Афанасовки вскоре появился партизанский отряд. Основу его составили бойцы-окруженцы, студенты Белорусской сельскохозяйственной академии во главе со своим преподавателем Н.В. Барановским и местные активисты. Комиссаром отряда партизаны избрали директора Дурмановской средней школы А.Е. Захарова.

Отряд начал боевые действия. На Варшавском шоссе у деревни Надворной взорвали мост, устроили несколько удачных засад на дорогах. Уничтожали оккупантов и боевую технику врага.

Весть об отряде, появившемся в здешних лесах, о его внезапных набегах на немецкие гарнизоны мигом облетела округу. В лес потянулись «зятьки», железнодорожники из Рославля, местные жители.

Отряд рос. География его действий расширялась.

Особенно сокрушительным для оккупантов был бой, который в местные хроники вошел как бой у «Бочкарки».

Между деревней Волковкой и железнодорожной станцией Аселье партизаны заминировали участок дороги. Устроили засаду. Изготовились. На проселке появилась немецкая колонна. Подрывники привели в действие заряд. Передний грузовик разнесло на куски вместе с солдатами, сидевшими под брезентом. Партизаны открыли огонь. Немцы, ошеломленные внезапным нападением неизвестного врага, бежали. Убежать удалось немногим. В колонне двигались к фронту несколько штабных фургонов. Офицеры были перебиты. Документы захвачены и затем переправлены через линию фронта в штаб 43-й армии. 43-я в августе – октябре 1941 года держала оборону на линии реки Десны, прикрывая московское направление. Документы оказались весьма ценными.

Бой у лесопильного завода «Бочкарка» стал пиком успехов партизанского отряда Барановского. Многие партизаны были награждены орденами и медалями. Сам командир – орденом Красного Знамени.

В сентябре Тризновский лес начал заполняться войсками 4-й полевой армии группы армий «Центр». Немцы готовились к операции «Тайфун» и подтягивали свежие дивизии. Чтобы обезопасить свои тылы, приступили к очистке лесов от партизан.

Вот тут и понадобился им проводник и наводчик, хорошо знающий местность и здешних людей. Крукот оказался именно тем человеком, который требовался. Он составил списки жителей деревень и Рославля, имевших связи с лесом. Всех их тут же взяли. Многих казнили. Казни проводились публично, в деревнях.

Крукот выследил место расположения партизанской базы и привел туда немцев. Отряд был истреблен. Многие попали в плен.

Казнили партизан в деревне Старый Пустосел. Перекладина виселицы была длинной, в несколько веревок. Согнали народ. Женщины рыдали. А мужчины каменели от злобы. Вешали их детей и младших братьев.

В наших краях можно услышать такую фразу: «Если бы немцы не зверствовали, если бы с самого начала, когда пришли, по-человечески относились к гражданскому населению, не трогали «зятьков», коммунистов и семьи офицеров, то неизвестно еще, как бы закончилась война…»

Над этими словами стоит задуматься.

Но немцы, по точному замечанию одного бывшего белогвардейца, который пришел в те дни с германской армией на родину, никогда не умели обращаться с покоренными ими народами. И произошло то, что произошло. От народа, по их прогнозам, ненавидевшего большевизм, колхозы и советскую власть, а также Сталина, германская армия получила такую войну, такую лютую ненависть, преодолеть которую они уже так и не смогли. Ни ответной жестокостью. Ни попыткой сохранить колхозы и подобие самоуправления. Ни введением института полицейских сил из числа местного населения.

Отцов и братьев, потерявших своих родных на виселицах, остановить было уже нельзя. Руководство партизанскими отрядами, а впоследствии и соединениями, всячески разжигало эту народную ненависть к врагу. Немцы, как правило, не брали партизан в плен. А если захватывали, то в живых оставляли недолго. И партизаны пленных не брали. А полицаев, которые отличались особо рьяным служением «новому порядку», растягивали на березах.

Была такая партизанская казнь. Заводили к земле верхушки двух берез, стоящих одна от другой на расстоянии десятка метров, привязывали к ним короткие веревки, концы – к ногам приговоренного, и одновременно отпускали…

Но с Крукотом посчитались по-другому. Зимой Крукот исчез. Ездил, ездил на своей лошадке, подаренной ему благодарными господами немцами за заслуги перед германской армией, собирал по деревням дань. У кого гуся, у кого овцу со двора, у кого бочонок меда. Присматривал за своим народом, видимо уже всерьез глядя на жителей деревень околотка как на своих данников, высматривал, вынюхивал. А тут вдруг пропал.

Нашли весной в овраге возле деревни Буда. Тело Крукота было объедено мышами, истлело. Но хорошо было видно, как он умер. Горло перерезано до позвонков. Неподалеку валялась коса, на пятке обмотанная тряпками. Бельгийскую винтовку, которую своему верному псу вручили немцы, косинеры забирать не стали, она лежала рядом. Не спасла его заграничная винтовочка от руки земляков.