Конфуций считал, что управление страной должно корениться в нравственном сознании человека. Итак, по его мнению, ключ к управлению лежал в назначении на государственные должности высоконравственных людей. Когда луский князь Ай-гун спросил Конфуция, как добиться повиновения народа, он получил ответ: «Если возвысить прямых и подчинить им кривых, народ будет покорным; если возвысить кривых и подчинить им прямых, народ не будет покорным». Эти слова трактуют как плохо завуалированную критику управления Ай-гуна, который не назначал на высокие посты честных и справедливых людей, а отдал контроль над страной в руки порочных и бесчестных министров. По крайней мере, с точки зрения Конфуция управление княжеством Лу принадлежало кривым (то есть бесчестным и несправедливым) слугам вассалов. Однако чтобы прояснить это утверждение, следует подробнее взглянуть на управление Лу в то время.
Как я говорил в первой части, в конце периода Весен и Осеней, примерно тогда, когда родился Конфуций, влияние происходивших от прежнего правителя Лу князя Хуань-гуна Трех семей – Мэнсунь, Шусунь и Цзисунь – чрезвычайно усилилось. Они захватили всю политическую власть, и в княжестве фактически воцарилась олигархия Трех семей, «трех кланов из дома Хуань-гуна». Самой влиятельной из трех была семья Цзисунь. Три семьи получили наследственные привилегии занятия важнейших должностей в правительстве Лу. Вместе с тем существовала договоренность, согласно которой пост первого министра пожизненно занимал старший из глав Трех семей. Когда Конфуций стал взрослым, на этой должности находился, по праву старшинства, Чжаоцзы из семьи Шусунь. С другой стороны, реальная власть, которой располагал клан Цзи, была такова, что одна эта семья была в состоянии противостоять семьям Шусунь и Мэнсунь и ее глава, Цзи Пинцзы, фактически контролировал управление в Лу.
Когда Конфуцию было тридцать шесть лет (в 517 году до н. э.), Чжао-гун, луский князь, устроил торжество в честь своего предшественника Сян-гуна. В храме Сян-гуна должны были исполнить танцы и музыку, однако двор впал в такую бедность и так ослаб, что не в состоянии был содержать необходимый для этого ансамбль музыкантов и танцоров. Хотя это было официальное торжество в честь предков правителя княжества, смогли явиться лишь два танцора, да и те сумели показать лишь небрежный и неслаженный танец. В противоположность этому на празднестве в семейном храме семьи Цзи состоялось представление с танцами и музыкой, причем танцующие образовали восемь рядов, в каждом по восемь человек; таким образом, танцоров было шестьдесят четыре. Увидев это, Конфуций в негодовании воскликнул: «Восемью рядами танцуют в храме! Если это можно снести, то чего же нельзя?!»
Танец, при котором шестьдесят четыре танцора выстраивались в восемь рядов, был частью серьезной официальной церемонии, дозволенной лишь царскому дому Чжоу. Члены семьи Цзи – с точки зрения императора Чжоу, лишь подчиненные вассалов – устроили такой танец во время своего домашнего торжества в честь собственных предков. И такое бесцеремонное поведение со стороны не имевшей на это никакого права семьи Цзи при дворе ослабевшего князя Лу должно было вызвать гнев и досаду у молодого Конфуция. Но не все в Лу безучастно наблюдали за затмившимся счастьем княжеского дома и за тиранией Трех семей. Не только Конфуция привело в негодование это невыносимое зрелище – сам луский князь в конце концов тоже был вынужден действовать.
Правление этого князя, Чжао-гуна, во второй половине середины периода Чуньцю пришлось на время, когда в государствах центральной равнины были часты убийства правителей и отправка их в изгнание. Хотя споры о престолонаследии были нередки и в начале эпохи Весен и Осеней, более ранние и последующие беспорядки четко отличаются друг от друга по своему характеру. В начале Чуньцю усобицы возникали из-за споров аристократических группировок, стремящихся вырвать власть у могущественного и деспотичного князя. В середине же этого периода усобицы были последним противоборством князей, лишившихся влияния в политике, и знати, к тому времени завладевшей привилегией наследственного назначения на все высшие должности в государстве и постепенно узурпировавшей всю княжескую власть.
Правители государств не могли примириться с таким обращением со стороны знати, и их решимость разрушить созданный аристократами олигархический режим крепла. Политические и социальные условия той поры допускали такие надежды, поскольку примерно к тому же времени относится заметная перемена в распределении компетенций социальных слоев в городах-государствах – с началом этой перемены стал слабеть авторитет самой знати в обществе. Дело постепенно шло к передаче власти недавно возникшему классу служилых, представители которого постепенно набирались знаний и военного мастерства. Из-за своих талантов они и попадали на службу к аристократическим родам. Князья рассчитывали, назначая на должности таких недавно выдвинувшихся служилых – военных или чиновников, одним ударом вырвать из рук старых аристократических группировок монополию на управление.
Дело было в 530 году до н. э., за тринадцать лет до того, как танец восьми рядов танцоров, устроенный семьей Цзи, вызвал гнев Конфуция. Пинцзы, ставший очередным старейшим представителем семьи Цзи, пренебрег посылкой поздравлений по случаю своего вступления в права главы семейства Нань Куаю, мэру города Би (главной укрепленной резиденции семьи Цзи). Обидевшись на такое невнимание, Нань Куай составил заговор с целью сместить Пинцзы и вернуть владения и богатства семьи Цзи государству Лу. Однако, к несчастью, этот план потерпел неудачу, и, сделав безуспешную попытку сдать крепость Би соседнему княжеству Ци, он в конце концов бежал в Ци. Итак, знать, ранее отобравшая у князей контроль над страной, теперь сама теряла власть, которая переходила к представителям нового класса служилых, подчиненным аристократов. К концу середины эпохи Весен и Осеней, когда Конфуций становился взрослым, в княжестве Лу повторилась старая история о подчиненном, оборачивающемся против своего хозяина и побеждающем его.
Пока Пинцзы устраивал танец восьми рядов танцоров (он был посягательством на ритуал, являвшийся прерогативой чжоуского императора) во время празднества в семейном святилище и предавался грандиозным мечтаниям, в строгой конспирации составлялся заговор, целью которого было свержение автократии дома Цзи одним ударом. Источником конфликта была ссора между Пинцзы и его ближайшими соседями – семьей Хоу. Кроме того, тот факт, что Цзи приютили некого Цзан Цзэна после его побега в результате внутрисемейного конфликта в роде Цзан, положил начало враждебности между семьями Цзи и Цзан. Семья Цзан была самым известным луским кланом, из нее вышли многие мудрые и славные государственные деятели, и до сих пор она на протяжении многих поколений поддерживала самые тесные отношения с семьей Цзи.
Дед и прадед Пинцзы были талантливыми первыми министрами в Лу и составили себе хорошую репутацию на этом посту. И сам Пинцзы поддерживал близкие отношения с некоторыми высокопоставленными чиновниками государства Цзинь, лидера северной коалиции. Таким образом, он располагал серьезной поддержкой и во внешних, и во внутренних делах государства и, полагаясь на могущество своего дома, бесстыдно устроил упомянутый танец. Эта беззастенчивая узурпация вызвала неодобрение всех людей доброй воли. Хотя семья Цзан и была по статусу ниже Трех семей, она все же пользовалась в Лу некоторым признанием. В глазах остальной недовольной аристократической молодежи ссора с этим известным кланом создала пропасть, навести мост над которой было уже нельзя.