Кровь из носа перестала течь, Денис глянул на парковку, на неподвижного Макса, на Борзых, чей профиль едва виднелся за темным стеклом. Тот не шевелился, сидел, опустив голову, точно задремал в дороге, пистолет лежал у него на коленях. Денис стукнул по стеклу раз, другой, но старик не шелохнулся, врезал по дверце кулаком — с тем же успехом. Тогда он подобрал с земли поросший мхом осколок кирпича и, выбив боковое стекло, открыл дверцу. Борзых ничего не замечал, точно спал, сжимая скрюченными пальцами рукоять «беретты». Денис открыл дверцу, сунулся в салон. Старик не двигался. Он осторожно толкнул его в плечо, и тот откинулся на спинку сиденья, голова его неловко запрокинулась, глаза были полуоткрыты. Денис положил пальцы ему на шею, нащупал артерию, но ничего не почувствовал. Жизнь ушла из еще не успевшего остыть тела, пульс не прощупывался, Борзых был мертв. Денис забрал у него пистолет и пошел прочь по обочине. Пропустил кортеж полицейских и других силовиков из ведомства, что старается не афишировать свое присутствие, добрался до шоссе в город. Прежде чем поймать попутку, на ходу разобрал «беретту», по частям выкинул в придорожную канаву и патроны, и затвор, а сам ствол утопил в поросшем ряской и свежей осокой пруду, более походившем на болото. Мимо летели машины, начинался дождь, в лицо сыпалась морось. Мир не рухнул, он жил своей жизнью, не обращая внимания на досадные мелочи — вселенной было не до них.
В офис Денис приехал через две недели после похорон Борзых. Официальной версией был выбран инфаркт — или инсульт, он не особо вникал в эти слова. Но хоронили старика в открытом гробу, что заставило умолкнуть сторонников конспирологии: звучали версии и убийства, и самоубийства, но все сошлись, что старик не вынес смерти дочери и предательства сына. Тело Макса забрали спецы: вроде как по закону покойника родне отдавать не полагалось. Денису было все равно, он приехал только потому, что надо было забрать документы. Прошел по притихшему офису в свой кабинет, удивился, сколько тут пыли, а пахнет почему-то кислыми яблоками, выгреб кое-какие личные мелочи из ящика стола. И тут зазвонил телефон, да не мобильный, а рабочий на столе, отчего вдруг стало не по себе. Борзых часто пользовался проводной связью, предпочитая ее мобильной, но сейчас это оказалась главбух по фамилии Гришина.
— У меня есть для вас информация, — вкрадчиво проговорила она, — это важно. Вы зайдете или мне подойти?
Денис выбрал второе: в бухгалтерии было много лишних ушей, и говорить при свидетелях ему не хотелось. Как не хотелось и гадать, что скажет эта тщедушная, в чем только душа держится, но с цепким мужским умом женщина. Не совсем здоровая физически, она обладала убийственной логикой и скоростью мышления, Борзых всегда советовался с ней по всем вопросам и прислушивался к ее мнению.
Она зашла через несколько минут, с трудом открыла тяжелую дверь и, не скрывая облегчения, заняла предложенное кресло. Денис не садился, он не хотел задерживаться здесь ни на одну лишнюю минуту, решил выслушать главбуха чисто из вежливости и сразу уехать. Та открыла синюю папку.
— Ваша трудовая книжка, — подвинула она Денису документ. Надо же, а он и забыл ее забрать, это кстати, очень кстати. Открыл на последней странице, но запись об увольнении отсутствовала. Гришина следила за ним и тут же достала из папки другие бумаги.
— Записи нет, но это не проблема, я сама все оформлю после того, как вы ознакомитесь с документами. Я действую по просьбе Михаила Петровича. Он приказал мне сделать это, если с ним что-то случится.
Голос ее чуть заметно дрогнул, она опустила голову и подала Денису бумаги. Тот принялся наскоро перелистывать их, не особо вникая в смысл. Просмотрел, вернулся к титульному листу, перечитал название документа, посмотрел на Гришину. Та легонько покачала по-мальчишески стриженной головой:
— Да, я понимаю ваше удивление. Это дарственная на бизнес, Михаил Петрович оставил фирму вам. Все оформлено как полагается, здесь его подпись, здесь еще одна…
Она забрала у Дениса бумаги, переворачивала листы, а он неважно соображал, запомнил только дату: Борзых подписал документы ровно две недели назад, за пару дней до смерти Иры. Тогда уже все распланировал, подготовил и ни словом не обмолвился об этом в машине, положившись то ли на судьбу, то ли на порядочность Гришиной, что работала с ним полтора десятка лет. Та подала бумаги Денису и сложила руки на столе перед собой.
— Я могу отказаться? — спросил Денис. В горле пересохло, и он закашлялся, надо думать, от пыли, облаками летавшей по кабинету.
— Разумеется, — ответила Гришина, — это будет ваш выбор, вас никто не может заставить делать что-либо. Или не делать. Но, понимаете… кроме вас, никто не справится. Мы выиграли тендер, это обеспечит нас на несколько лет вперед, мы можем не волноваться за свое будущее. Но только в том случае, если в руководстве будет наш, — подчеркнула она это слово, — наш, свой человек, а не управленец со стороны. Такого найти несложно, но ему будет все равно, вы понимаете? И потом право собственности… Кому достанется все это? Можно продать, но тогда рухнет все, что Михаил Петрович создавал годами, он бы не пережил…
Она поняла, что сморозила глупость, опустила голову и осторожно коснулась пальцами ресниц. Денис сел, принялся просматривать дарственную еще раз, уже осознанно вникая в документ. Пять минут, десять — он поднял голову и посмотрел на Гришину.
— Здесь все ваше, — тихо сказала она, — все, понимаете? И имущество, материальные и нематериальные активы, и обязательства, и контракт, и сотрудники. Я останусь с вами, если вы согласитесь, если нет, то смысла в моем присутствии нет, здесь все развалится. Вам решать.
Она потянулась за документом, но Денис накрыл его ладонью. Гришина отдернула руку, сжала кулачки. Денис смотрел в стенку перед собой, чувствуя, как сейчас, в эти мгновения, его жизнь, точно буханку хлеба, режут плохо заточенным ножом, пилят кое-как, и все же та разваливается на две неравные части.
— Я понял, — сказал он. — Завтра в девять жду вас у себя. Мне нужна вся информация.
— Разумеется. — Гришина понимающе улыбнулась, забрала со стола папку с его трудовой книжкой и вышла из кабинета.
Светка переехала к нему в конце недели, через два дня после выписки из больницы. Он сам привез девушку вместе с большой сумкой в отремонтированную квартиру. Багаж отнес в спальню, Светка осмотрелась, села на кровать и принялась разбирать вещи. Достала большой, тяжелый на вид пакет, протянула его Денису:
— Держи, это твои книги. Они так и остались в машине, я не успела их забрать. Сначала забыла, потом не до того было. Но они не пострадали.
Денис забрал у нее пакет, заглянул внутрь. «Наставление по содержанию рысаков орловской породы» лежало сверху, истертые страницы были аккуратно уложены под державшуюся на честном слове обложку. От книги попахивало плесенью и пылью, он закрыл ее, положил на подоконник.
— Спасибо. Ты располагайся, а я поеду. — Он подошел к Светке и поцеловал ее в макушку.
— Куда? — вскинулась Светка, схватила его за руку. — Что значит — поеду? А я?