Деникин - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Ипполитов cтр.№ 86

По мнению П. Н. Новгородцева, И. А. Ильина, А. В. Карташова, С. П. Булгакова, белые — безусловно, патриоты России, так как в их политических программах присутствовали: забота об интересах и исторических судьбах страны; готовность ради них к самопожертвованию; верность Родине, ведущей борьбу с врагами; любовь к народу и отрицательное отношение к социальным порокам общества; гордость культурными достижениями страны; уважение к историческому прошлому Родины и унаследованность от него традиций; привязанность к месту жительства.

Рассуждая о будущем государственном устройстве России, белые четко противопоставили экспроприации экспроприаторов и обобществлению — частную собственность, рынок, конкуренцию; классовой борьбе — гражданский мир; диктатуре пролетариата — сильную национальную власть, правовое государство и гражданское общество; идеологической диктатуре большевиков — идеологию плюрализма, возрождение духовности; этике, оправдывающей любое деяние на благо революции, — христианские нравственные ценности; руководящей роли партии большевиков — свободное соревнование любых этико-эстетических концепций.

С такой постановкой вопроса можно спорить, но трудно не согласиться. Правда, упомянутые выше авторы не дали ответа на вопрос: а были ли красные патриотами России?

Идеологические установки белых могли быть интересны простым обывателям.

Царицынская газета «Русь» 1 сентября 1919 года опубликовала статью «Шептунам». В ней сообщалось о трех вопросах, что интересуют обывателей и которые наиболее часто задавали перебежчики от красных к белым: есть ли у большевиков свободная торговля? Возвращаются ли дома владельцам? Производится ли реквизиция? Чтобы вести борьбу с красным политическим режимом, нужно было учитывать и эту «народную программу».

Однако столь заманчивая идеология Белого дела имела одну страшную слабость — она была недоступна для ее понимания простыми людьми. В отличие, кстати, от идеологии большевизма, которая внедрялась на уровне обыденного сознания, в том числе, и через четкие лозунги.

И получались удивительные парадоксы. Приверженность к святому праву частной собственности воспринималась многими как стремление Деникина, других лидеров Белого движения к реставрации через возвращение владельцам отобранной у них в годы смуты земли и имущества. Свобода торговли, приветствовавшаяся крестьянством, осуждалась городским населением, видевшим здесь ухудшение и без того тяжелых условий жизни. Желание сохранить целостность России рассматривалось национальными меньшинствами как великодержавный русский шовинизм.

Создается впечатление, что белые появились рано. А ведь их идеи во многом легли в основу Конституции Российской Федерации, принятую всенародным голосованием в 1993 году…

Но нам же особенно важно понять, как относился Антон Иванович к Белому движению.

Находясь в эмиграции, он пытался разобраться в сущности и содержании Белого дела. Можно согласиться, отчасти, с оценкой, что оно возникло стихийно, как естественное стремление народного организма к самосохранению, «к государственному бытию». Не лишено оснований и его замечание, что Белое движение — реакция против небывалого угнетения «духа свободы, самодеятельности народа, против физического истребления целых классов».

Однако весьма спорна позиция Антона Ивановича, что Белое движение — «протест против Брест-Литовского мира и распродажи России». Для него этот мир — «мир поражения, мир распада, ибо большевики, заключив его, подвергли Россию невиданному уничтожению». Он с искренней горечью писал:

«Никогда еще в русской истории представителям страны, какими в дни величайшего ее падения явились последовательно господа Бронштейн-Троцкий и Брильянт-Сокольников, не были столь безразличны ее интересы».

Спорно и утверждение вождя Белого движения о том, что большевики заключили Брестский мир, так как не хотели повременить с Гражданской войной. Ведь вопрос о Брестском мире намного сложнее, чем его трактует генерал. Он, например, не пишет о том, что большевики никогда не скрывали унизительного характера Брестского мира. Его заключение — неординарный стратегический ход, благодаря которому правящая партия большевиков спасла молодую Советскую республику от гибели.

Между тем невольно возникают проблемные вопросы: если «левые коммунисты» захлебнулись в революционном угаре, то почему бы многим бывшим царским офицерам, имевшим психологию государственников, не оскорбиться после Брест-Литовска и не попытаться поправить дело силой оружия? Но почему же тогда так мало офицеров влилось в ряды Добровольческой армии в первые дни ее формирования? Вряд ли кто даст здесь исчерпывающие ответы…

Ценность генеральских оценок Белого движения, при всей их неоднозначности и противоречивости, заключается в том, что Антон Иванович досконально знал его изнутри, являясь вождем Белого дела. Он переосмыслил сущность Белого движения и сделал категорический вывод: «Без народа борьба обречена на неудачу».

Это сущая правда: именно из-за отсутствия народной поддержки проиграло Белое движение, не решив сложного комплекса проблем. Зато с данной задачей справились их противники — большевики.

Примечательно, что генерал не идеализирует Белое движение, противоболыиевистские силы:

«В них мы видим, во-первых, вождей без народа. Они решали важнейшие задачи бытия русской государственности на основаниях своих верований и умозаключений, учитывая в качестве элементов борьбы политику врагов, союзников, материальную помощь извне, иностранные штыки».

Но далее он делает оригинальный вывод:

Сопротивляемость или содействие народной массы в расчет руководителей антисоветских организаций входили мало. А русский народ все еще пребывал «в состоянии неустойчивого равновесия, разбивая в прах все социально-исторические теории».

В то же время критичность и самокритичность Деникина в оценках Белого движения нельзя рассматривать как его отрицание.

В «Очерках русской смуты», других трудах генерала нет мыслей, хотя бы близко напоминающих нигилистические, как это есть у Н. Бердяева, писавшего, что он не верил в Белое движение и не имел к нему симпатий, а уповал лишь на внутреннее перерождение большевизма, надеясь, что «русский народ сам освободит себя». Когда речь идет о Белом движении, оно для Антона Ивановича — святое дело.

Деникинские оценки Белого движения не могут считаться исчерпывающими. Но если их дополнить, к примеру, оценками Шульгина, писавшего, что «Белое дело», начатое «почти святыми», попало в руки «почти бандитов», то концепция Белого движения во многом станет более стройной, но не завершенной.

Итак, с взглядами Антона Ивановича разобрались. Можно вроде бы объявить посадку в машину времени и невидимо полететь вслед за героем моего повествования по фронтам, на которые поделилась Россия? Стоп! Не будем спешить. А что за человек поведет в бой белых воинов?

Я уже многое рассказал о жизненном пути Антона Ивановича. Читатель, надо полагать, уже составил для себя его портрет. Но прежде чем начать рассказ о Деникине образца лихолетья русской смуты, я посвящу несколько страниц наброску эскиза его психологического портрета к моменту, когда он сделал сознательный выбор — белая борьба.