Жизнь и смерть Бенито Муссолини - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ильинский cтр.№ 4

И эту же мысль в Милане весной 1945-го во всеуслышание высказал эсэсовский полковник Доллманн, интеллектуал, разведчик, эстет, выступавший в роли переводчика на встречах Гитлера с Муссолини: «Я приехал в Италию, чтобы посмотреть «голого короля», а повстречал только Муссолини…»

Я опишу тринадцать встреч Гитлера и Муссолини с 1934 по 1945 год, и это позволит проследить эволюцию взглядов и внешности этих тиранов.

…Рим. Вечный город потому и вечный, что в нем все передавалось по наследству в течение более 2700 лет, сменялись поколения, столетия, тысячелетия, а все неизменно соседствовало, одно дополняло другое… И никто не посягал, не поднимал руку на прошлое, хотя один дворец, храм, дом нередко строился на фундаменте своего предшественника. Под нынешним Римом скрыт Рим раннего средневековья, ниже — античные камни… И только Муссолини пошел против потока времени. По его личному распоряжению группа зодчих приступила к ревизии архитектурного наследия прошлого. Муссолини не боялся крушить, разрушать старые камни вечности. Имел ли он на это право? А кто имеет право на разрушения?

То, что, по мнению «всесильной группы зодчих», не имело «культурной и исторической» ценности, не использовалось утилитарно, по какому-либо полезному назначению, мешало движению транспорта и т.д., подлежало уничтожению. И Муссолини с этим был согласен. Разрушались камни «вечности». Для многих — ужас. Для Муссолини — росчерк пера. Но об этом особо.

Муссолини многое определял по-своему и на каждом этапе ценил только то, что видел в выгодном для себя свете. Например, в 1921 году, утверждая, что надо менять не людей в государстве, а саму государственную либеральную систему, он так формулировал сущность итальянской государственной системы: «Государство стало теперь гипертрофично, слонообразно, всеохватывающе, а потому уязвимо. Оно захватило чересчур много таких функций, которые следовало бы предоставить свободной игре частной хозяйственности. (Не созвучно ли с заявлениями и формулировками некоторых политиков на Востоке Европы через семьдесят — семьдесят пять лет?) Государство теперь играет роль табачного и кофейного торговца, почтальона, железнодорожника, страхового агента, корабельного капитана, банкомата, содержателя бань и т.д… Мы — за возвращение государства к присущим ему функциям, а именно: к политико-юридическим функциям… Укрепление государства политического не противоречит, а сопутствует всесторонней демобилизации государства экономического».

Готовясь к захвату власти и играя на настроениях в кругах промышленников, аграриев, среднего класса, рабочих и крестьян, то есть большинства граждан Италии, Бенито Муссолини — бесспорный трибун и искрометный оратор — громил основы итальянского государства, уже начинал представлять ту структуру общества, которую он вскоре создаст. «Либеральное государство, — с гневом обличал Муссолини в речи 4 октября 1922 года, — это маска, никого не скрывающая. Это вид строительных лесов, за которыми не возводится никакого здания…» Да и само слово «либеральное». Что за ним кроется? Шаткость, аморфность, неуверенность, нестабильность. «Те, кто идет вместе с этим государством, чувствуют, что оно подошло к последней черте. К черте позора и даже трагикомизма». После «пропаганднстско-идеологической» обработки Муссолини пускал в действие силу своих фашистских легионов или дожидался, когда противник сдастся на его «милость», а то и просто уйдет. Бывали и самоубийства. Впрочем, где такое не случалось. (Вспомните хотя бы Москву в разные годы, включая и август 1991-го.)

Муссолини чаще категоричен, чем дипломатичен. Ему нравилось иногда даже выглядеть «кровожадным». «Я все тверже убеждаюсь, что для блага Италии было бы полезно расстрелять дюжину депутатов парламента, а также сослать на каторгу хотя бы несколько экс-министров (не помешало бы и в российскую Сибирь). Я все больше укрепляюсь в мысли, что парламент Италии — это чумная язва, отравляющая кровь нации. Необходимо вырезать ее».

Впрочем, он найдет через семь-восемь лет способ ликвидировать эту «язву» без острого «бистури» — хирургического ножа, который он ловко научился заменять с юности на простой крестьянский серп, всегда находившийся в его распоряжении как «предмет, орудие для отрезания».

Муссолини был трибуном толпы. Он обладал особым чутьем лидера массовых волнений, политической интуицией, волей, организованной сноровкой и самодисциплиной, беззастенчивым цинизмом и практицизмом. Это был «виртуозный циркач», «артист действия», человек, подстегиваемый личным честолюбием, неумолимой решительностью и необычайной умственной возбудимостью. И все это сочеталось с псевдопатриотическими и псевдосоциалистическими, националистическими воззрениями, усиленными, словно многими “рупорами, ораторскими способностями, большим природным даром и физической силой.

В каждой фразе Муссолини-оратора все искали смысл. А если порой не находили и не было ничего в речи, кроме пафоса и напряжения голосовых связок, то все равно «фаши» упорно искали смысл или, точнее, по-своему домысливали сказанное дуче. Например, он сказал: «Да», а все вокруг повторяли: «Да, это очень важно… так и будет…»

…Как мне пришла мысль начать эту непростую книгу о Муссолини, о его и о нашем времени?

Лет пятнадцать тому назад в Комо, что на севере Италии, проходила встреча мэров ведущих городов Европы. Там мои итальянские друзья рассказали, что на берегу озера Комо в одном из старинных строений объявился некто Микеле Моретти, бывший партизан-гарибальдиец, личность загадочная, немногословная, с редкой судьбой. Он прожил почти сорок лет в Швейцарии, в эмиграции, под чужим именем.

— Почему понадобилось ему выехать из демократической свободной Италии в не менее свободную Швейцарию, жить там под чужим именем? — недоумевал я.

— Так было надо, — последовал ответ. — Микеле — лицо закрытое, секретное. Это он застрелил Муссолини в апреле 1945-го.

— А как же полковник Валерио? Его имя приводится во всех энциклопедиях. Это он считается исполнителем приговора участников движения итальянского Сопротивления, — продолжал сомневаться я.

— Если хочешь, можем организовать встречу. Все выяснишь сам. Только что-либо писать временно запрещено. Партийное табу. В интересах безопасности и Микеле Моретти, и того, кто желал бы сделать секретное гласным. Но расстрелял Муссолини не Вале-рио, а Микеле…

История Микеле Моретти меня заинтриговала. В декабре 1985-го состоялась наша первая встреча, которая и заложила интерес к теме «Последние дни Муссолини», стремление проникнуть в тайны той далекой, сложной, опасной и очень противоречивой эпохи.

От Моретти я узнал многое о Муссолини, иерархах, Кларетте Петаччи. Затем были прочитаны тома литературы. Итальянской из разных десятилетий, отечественной, союзнической… Дневники супруги Ракеле, записи мужа дочери — графа Чиано. Все ищут дневники Муссолини, но тщетно. Я думаю, что дуче дневников как таковых просто не вел. Они были ему не нужны. Все, что он успел написать, публиковалось немедленно. А для «разговора с самим собой» в дневниковых записях у дуче просто не было времени.

То, что писалось в Италии о Муссолини, и то, что оставил в сборниках статей он сам, не создает полной картины его личности. По понятным причинам все было тенденциозным, направленным на пропаганду политики, внутренней и внешней, проводимой фашистским режимом. Противники и критики «фаши» стояли на непримиримо противоположных позициях по отношению к режиму Муссолини. В итоге они вышли победителями из Второй мировой войны, завершившейся полным разгромом гитлеровского национал-социализма и итальянского фашизма. Отсюда понятны характер, политическое наполнение всех произведений и исторических исследований, выходивших из-под пера победителей. Нейтралов практически не было, да, впрочем, и не могло быть.