Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - читать онлайн книгу. Автор: Борис Илизаров cтр.№ 275

Другая фундаментальная предпосылка, позволяющая надеяться на адекватное понимание людей прошлого (да и современных иноязычных культур), заложена в синкретизме общечеловеческого языка.

В большинстве своем отечественные и зарубежные лингвисты и философы склонны отдавать приоритет в происхождении языка звуку (фонеме), то есть голосу и слуху. Вспомним, с каким пренебрежением Сталин, с подачи Чикобавы, отзывался о языке жестов. После работ Марра старый спор разгорелся с новой силой. Что первично: звук, а затем зрение (письмо, жест) или наоборот – первично зрение (мимика, жест), а затем слово-звук и т. д.? Эту полемику можно проследить во многих работах, выходящих и в наше время. Но оба взгляда наиболее четко были сформулированы Р. Якобсоном и О. Фрейденберг. Первый настаивал на первичности для человеческого сообщества звукового способа коммуникации, вторая – на первичности зримого, то есть образа. Вандриес и здесь попытался найти компромисс: «У всех народов в большей или меньшей степени жест сопровождает слово, мимика лица одновременно с голосом передает чувства и мысли говорящего. Мимика – это зрительный язык. Но письмо – так же зрительный язык. Как и вообще всякая система сигналов. Зрительный язык, по всей вероятности, так же древен, как и язык слуховой» ^[1353]. Но концепция Марра много глубже. Он нигде не говорил о первичности кинетического языка. Он только утверждал, что язык жестов предшествовал языку словесному и оба они прошли ряд трансформаций. Первичен же был комплексный «способ» передачи информации, когда все еще не расчленено: жест, дыхание, звук, танец, ритм, мимика, пение… В этом смысле языки тела совместно с говором народов – это один-единственный язык человечества, из которого в разных сочетаниях расщеплялись подобно пучку, а затем вновь сходились и вновь расщеплялись все естественные языки человечества.

Через десять лет после смерти Марра во Франции вышла книга философа Мориса Мерло-Понти «Феноменология восприятия». Ее темой стало размышление о человеческом теле как источнике всех значений, всех смыслов, включая значения слов, эмоций, движений. Автор писал: «Поведение моего тела наделяет окружающие меня объекты значением для меня и для других. Смысл жеста не содержится в жесте как физическое или физиологическое явление. Смысл слова не содержится в нем как звук. Но тем-то и определяется человеческое тело, что оно присваивает себе в бесконечной серии разрозненных актов ядра значений, которые превышают и преображают его естественные способности» и т. д. ^[1354] Тело: мысль, жест, слово – все является носителем смыслов. Именно они элементы всеобщего языка человечества. Так ведь это и есть язык Адама и Евы. Не помня и не думая о нем, мы все продолжаем изъясняться на этом изначальном языке, по-своему (национально) реализуя неисчерпаемые возможности Слова. Никакого другого общечеловеческого протоязыка мы никогда не сыщем. По той же причине никогда объективно не зафиксируем и праязык лингвистической семьи. Все отличие между людьми заключено только в «способе употребления своего тела» как орудия коммуникации, в том числе словесной. И сейчас, перечитывая Витгенштейна, я не могу согласиться с его афоризмом: «Границы моего языка определяют границы моего мира». Мой язык есть одно из порождений моего тела, и именно оно (его коммуникативность) определяет границы моего мира. Даже лишившись языка, у человека остается возможность жеста, дыхания, наконец, как знака своего присутствия. С отказом последних функций, с последним вздохом, прерывается связь с миром и его смысл.

* * *

Хочу напомнить о том, что, по свидетельству С. Эйзенштейна, Л. С. Выготский и А. Р. Лурия предполагали провести совместные исследования с Марром. Никто из них не был лингвистом, но если Эйзенштейна увлекала мысль о киноязыке и с ней он пришел к академику, то выдающиеся психологи имели в своем багаже результаты уникального исследования. Идею этого эксперимента предложил Выготский. В начале 30-х годов более молодой и физически крепкий Лурия с коллегами (Выготский страдал туберкулезом) отправился в Среднюю Азию (Узбекистан и Киргизию), чтобы проверить гипотезу Выготского о влиянии внешних социокультурных факторов на качественные структуры восприятия и мышления. Как считали исследователи, коренное население Средней Азии переживало тогда серьезную социокультурную ломку: часть населения отдаленных от центра кишлаков «застыло» в предфеодальной и феодальной формации, другая часть под влиянием социальных преобразований (коллективизация, культурная революция, изменение условий труда, быта, уровня овладения грамотностью, влияние пропаганды) должна была как-то на них отреагировать. Не буду обстоятельно комментировать результаты исследований и отсылаю читателя к материалам, опубликованным Лурией спустя тридцать лет, что было связано с особыми причинами ^[1355]. Сама по себе концепция Выготского целиком лежала в русле марксизма-ленинизма и даже раннего сталинизма. Вообще все социологическое направление в гуманитарной науке, включая постмарксистскую философию (Дюркгейм) и лингвистику, признавало общественные процессы решающими факторами в развитии мышления и языка. Ни Марр, ни Выготский не были в этом оригинальны. Но Марр мыслил масштабно, целыми формациями и для подтверждения своих выводов пользовался сомнительными «палеонтологическими» методами. Психологи использовали достаточно простой метод тестирования, предварительно разбив население на различные группы в зависимости от внешних факторов: грамотность, работа в колхозе, ведение натурального хозяйства и т. д. Вывод: в результате решительных краткосрочных социальных и культурных преобразований (революций!) человеческая психика способна в кратчайший срок переходить от примитивного воспроизведения конкретных форм практической деятельности и непосредственных впечатлений на различные уровни вербально-логического и даже абстрактного мышления, отражаемого и в языке. При иных условиях такие коренные изменения могут протекать, и действительно длятся, столетиями. Но при всех изменениях биологическая и физиологическая основа людей практически не изменяется.

Как известно, сотрудничество с Марром не состоялось из-за его смерти и кончины Выготского, а Лурия своевременно не опубликовал результаты исследований и никогда больше не пытался их повторить и сопоставить в исторически изменившихся условиях. Во второй половине 30-х годов Сталин резко поменял идеологические и пропагандистские акценты. Если до этого он неустанно повторял мысль о многоукладности жизни различных народов СССР, то с подоспевшим триумфом сталинского социализма в отдельно взятой стране все народы разом и целиком должны были вступить в фазу «социалистической формации». Конечно, следовало изживать «родимые пятна и пережитки» предшествующих формаций, но этими вопросами уже вовсю занимались структуры, не имеющие отношения к психологии и лингвистике.

Опять вспоминается проза Андрея Платонова, его повесть «Такыр», описывающая судьбу «женщины Востока», пережившей в кратчайший срок ментальный и духовный скачок от «говорящего орудия» (рабыни) до женщины эпохи паровозов и электрических ткацких станков.