Записки офицера "Смерша". В походах и рейдах гвардейского кавалерийского полка. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Олег Ивановский cтр.№ 16

В чудесном сосновом бору собирались все пограничные части и отдельные группы пограничников, выводимые или выходившие из боев. Стоять на ногах сил уже не было. Ползали на четвереньках.

А кругом было столько земляники, словно кровью был обрызган весь бор.

Кровью… Да. Казалось, то была кровь погибших там, на границе, на земле украинской, моих товарищей на 9-й заставе, не ушедших из Михайлувки, кровь погибших в Перемышле, на заставах близ Коломыи. Красные капли ягод горели кровью на зеленой траве соснового бора в то утро…

18 суток продолжался наш поход. Да нет, не поход — отход. 18 дней и ночей по страшным июльским дорогам земли украинской. Почти 600 километров горя, крови, огня, пожарищ, смертей, ужаса, человеческих трагедий. 600 километров то нарастающей злобы и ненависти, то растерянности и недоумения… Через два дня, за которые нам довелось чуть отдохнуть и встать на ноги, несколько курсантов и меня в том числе, командование направило в Киев для несения службы при военном трибунале войск НКВД, что располагался на Виноградной улице.

Наших четвероногих помощников, так и не ставших пограничными, приказано было оставить в Броварах. Тяжело было расстаться с Ашкартом. Ведь той страшной ночью он спас мне жизнь… Довелось и мне сохранить ему жизнь в те дни. Между Васильковом и Киевом, после одного из привалов, ночью, я никак не мог поднять Ашкарта и заставить его идти. Страшно было смотреть на его разбитые, кровоточащие лапы. Он только виновато скулил и мог лишь ползти. Подошел старшина:

— Ну что тут у вас опять, товарищ курсант?

Я молча показал на собаку. Старшина нагнулся, поднял по очереди все четыре лапы, покачал головой:

— Да, жалко, конечно, но придется пристрелить. Дальше не пойдет. Жалко, хороший был пес…

Не знаю, откуда у меня взялась решимость, но, стиснув зубы, я тихо произнес:

— Стрелять Ашкарта не дам… Не дам!

— А вас и спрашивать-то не спрашивают. Он идти не может, это вам ясно?

— Ясно. Я его понесу.

— Да вы сами-то еле ноги волочите., — Я его понесу…

Я понес Ашкарта. Страшно исхудавший, он совсем не был таким тяжелым, как в Коломые, где на занятиях легко сбивал «нарушителя» с ног.

Но в Броварах" нам пришлось расстаться. Собаки, словно понимая, что происходит, как только мы привязали их к деревьям, подняли такой лай и вой, что сердце как тисками сжало.

Ашкарта больше я не видел.

В Киеве мы были до 19 августа. Отдохнули, стали похожи на людей. А то, помню, подтянул я ремень по-курсантски, как по уставу было положено, так как раз получился размер фуражки: 57 сантиметров!

Неподалеку от Киева уже слышались залпы немецкой артиллерии, снаряды с противным клекотом проносились над головой и грохот взрывов доносился откуда-то с другого края города. Больше всего, бомб с самолетов доставалось Днепру. Мосты были одной из важнейших целей немецких летчиков, но попасть в мосты им пока не удавалось.

19 августа нам сообщили о немедленном возвращении в Бровары. Был получен приказ: двигаться к Харькову! Машин на всех курсантов не хватало, поэтому одна группа на машине отъезжала километров на сто, выгружалась, шла дальше пешком, а машины, вернувшись, забирали вторую группу. Весь наш переезд и переход прошел благополучно, никаких происшествий не было, за исключением того, что на одном из привалов, где-то около Богодухова, я первый раз в жизни закурил. На привалах обычно раздавалась команда «Закуривай», и все как будто делом занялись, а ты сидишь один, как неприкаянный.

В Харькове нас разместили в помещении местного пограничного училища. Туда же прибыли курсанты строевой школы МНС погранвойск, которых война застала неподалеку от Перемышля. Судьба многих из них оказалась много тяжелее нашей. Обе школы были объединены. Начались занятия.

8 августа — выпуск и распределение. Новым местом моей службы стал 18-й погранполк, новой должностью — командир отделения и новым званием — младший сержант, а в отделении бойцы чуть не вдвое старше командира, мобилизованные из запаса. И новый адрес: «Полевая почта 1401, 18 п. п_; 3 рота».

Из записной книжечки 3 октября 194.1 года:

«Год, как из дома. Год! 365 дней, как не видел моих дорогих, моих любимых. А сколько еще? Да, пословицу «Человек предполагает, а Бог располагает» можно теперь переделать: «Человек предполагает, а война располагает».

Из доклада командования войск по охране тыла Брянского фронта:

Чем были вызваны такие преобразования? История погранвойск отмечает:

Охрана тыла… Тыла. Это же не фронт! Уже чуть не полгода идет война, а мы то отступали, то учились, и на тебе — тылы охранять!.. Душу бередили такие мысли!

Разговаривая с товарищами по школе, назначенными, как и я, командирами отделений, я не раз убеждался, что не одинок в желании попасть на передовую.

А что, если подать рапорт? Школу мы окончили, сержантское звание получили, на здоровье не жалуемся. Сговорились и написали…

— Товарищи пограничники и сержанты, — через несколько дней, собрав две роты около штабной хаты, говорил заместитель комбата по политчасти, — в последнее время командованию батальона некоторые товарищи стали подавать рапорта с просьбой направить их на фронт. Желание их понятно. Но, товарищи, удовлетворить их просьбы мы не можем. На этот счет есть указание политуправления погранвойск. Каждый должен выполнять свой воинский долг на том месте, на том участке, куда он поставлен. Посылать на фронт мы будем в виде исключения только тех, у кого есть веские основания…

— Это какие же веские? А разве бить немцев это не веские?

— Нет, товарищи. Бить врага весь наш народ хочет, но вот у кого фашисты родных побили, у кого братья или отцы на фронте погибли, тот может рапорт подать — разберем.