Мгновения жизни - читать онлайн книгу. Автор: Марика Коббольд cтр.№ 72

То, что она видит, Джейн позже во всех подробностях докладывает Артуру и Лидии: она утверждает, что они должны знать о том, что происходит, чтобы иметь возможность помочь мне. Я знаю, что она им говорит.

— Она стоит, совершенно нагая, а эти ее волосы падают ей на спину… — Лидия перебивает ее, замечая, что всегда говорила мне постричь длинные волосы, сменить мою неэлегантную, вышедшую из моды прическу.

— Мама! — Это уже Артур. — Джейн пытается нам что-то рассказать.

— Она была похожа на животное, нет, на сумасшедшую женщину, визжащую, изрыгающую проклятия.

— Наоборот, нужно присматривать за тихонями.

— Мама, может быть, ты позволишь Джейн закончить?

— «Да что такое со всеми вами?» Именно такие слова она все время выкрикивала, хотя в комнате никого не было…

— Ну что же, возблагодарим Господа за милость Его. Только представь себе, что могли бы подумать об этом слуги. Слухи пошли бы по всей деревне.

— Мама!

— У меня было ощущение, как будто там находились другие люди, которых видела только она. Жуткое зрелище. «Да что такое со всеми вами?» — повторяла она снова и снова в пустой комнате. Я закрыла дверь и оставила ее перед зеркалом, совершенно обнаженную и всхлипывавшую, как ребенок.

Навестить меня приходит Артур. Он говорит мне о том, что услышал. Ему больно, он уязвлен. Он чувствует, что я к нему крайне несправедлива. Неужели я не понимаю, что именно сейчас, когда приближается выставка, ему совершенно необходим мир и покой?

— Правда, Луиза, почему всегда это должна быть ты? Да, я знаю, что между нами не все так гладко, как мы надеялись, но ты — моя жена. Мы оба должны стараться изо всех сил. Я вовсе не такой черствый человек. Более того, иногда я даже думаю, что моя чувствительность идет мне во вред. Я понимаю, каким тяжелым и несчастным было твое детство. Призраки твоих родителей до сих пор преследуют тебя. Самоубийство — в самом деле величайшее предательство. Вот почему, в какое бы отчаяние я временами ни приходил, я и помыслить не могу о возможности подобного шага. На этот счет можешь не беспокоиться, уверяю тебя.

Я гляжу на него и пытаюсь угадать, взвесил ли он свои слова и знает ли, в какое отчаяние они повергают меня.

— Артур, — отвечаю я, — до настоящего момента я никогда не допускала ни малейшей возможности, что ты, именно ты, захочешь лишить себя жизни. — Я смотрю на свои руки, покорно сложенные на коленях, а потом с улыбкой поднимаю к нему лицо. — Но все равно, спасибо тебе, мой дорогой, за твои уверения.

Джорджи превратился в вечно хныкающего мальчишку, говорит Артур, он постоянно цепляется за мать и недовольно взирает на мир своими глазами цвета янтаря. Он бежит ко мне или к нянечке, как только его отец дает себе труд обратить на него внимание. Я сержусь на Артура, за то что тот жалуется на нашего сына, и говорю ему, что люди — это не вещи, с которыми можно немножко поиграть, а потом убрать с глаз долой в шкаф до следующего раза. Для человека, который неустанно указывает другим на их недостатки и слабости, Артур принимает мои замечания очень близко к сердцу. Он протестует. В следующее мгновение глаза его наполняются болью, как у Джорджи, когда тот один раз выбежал на дорогу. Наконец он с гневом удаляется.

Моя маленькая доченька… она очень странная, с этим не поспоришь. Нянюшка в изумлении качает головой.

— Это неестественно, когда ребенок, такой маленький, не плачет. Посмотрите, как она кривит свое маленькое личико и яростно смотрит на нас.

Она действительно плачет очень редко, причем только от гнева и ярости, а не от боли или печали. Лиллиан смелая. Это видно по тому, как она пытается встать на ножки, как делает первые шаги в десять месяцев, и ее темные брови сходятся в ниточку от напряжения. Когда она падает, то старается подняться без хныканья, и ее крошечные губки при этом плотно сжимаются. Но у нее есть характер, у этой малышки, она колотит крохотными кулачками по полу, словно наказывая его за то, что тот подставил ей подножку. Я люблю свою дочь, она изумляет меня, но у нас нет с ней той внутренней близости, которая соединяет меня с Джорджи, скорее, между нами некоторая отчужденность, словно Лиллиан и мне еще предстоит выработать взаимную связь. Она очень самодостаточный человечек, себе на уме, и у нее нет ни одной черты, за которую стоит упрекнуть или поблагодарить меня. Она смотрит на всех нас своими кристально чистыми глазенками, словно мы втайне развлекаем ее. Только на нее во всем доме не производят ни малейшего впечатления вспышки гнева Артура. Единственное, что выбивает ее из колеи, это когда расстраивается Джорджи. Она обожает брата и обращается с ним, как со своим домашним любимцем. Она любит и меня, я знаю это, потому что замечаю, как светлеет ее сердитое маленькое личико, когда я протягиваю к ней руки, и как она придвигается ко мне, если поблизости оказываются чужие люди. В такие моменты, когда она показывает, что я нужна ей, у меня замирает сердце от радости. Впрочем, чаще всего ей не нужен никто, но если у нее возникает надобность в этом — когда она голодна, или хочет игрушку, которая лежит высоко на полке, или желает прогуляться по саду, — тогда меня ей вполне может заменить Джейн, или нянюшка, или даже суровая седовласая бабуля.

Артур говорит мне, что я должна выходить из дома, бывать на людях, иметь какие-нибудь свои интересы, помимо него и детей.

— Взгляни на Джейн, — говорит он. — Она заботится о нас о всех, но в свободное время бывает повсюду. Кроме того, нам пойдет только на пользу, если время от времени мы научимся обходиться собственными силами, без тебя.

— Он думает, что я скучная, — говорю я Виоле.

— Ты в самом деле считаешь себя скучной? — спрашивает она.

— Иногда, — отвечаю я. Потом улыбаюсь. — Но я все-таки полагаю, что Джейн, при всей ее деятельности и незаменимости, еще скучнее.

Но я возобновляю свои занятия рисованием. Не знаю, хорошо ли у меня получается, зато я знаю, что, когда стою за мольбертом, мне не нужно задаваться вопросом, кто я и что я.

— Я был прав, разве нет? — заявляет Артур, довольный и умиротворенный, поглаживая бороду и подмигивая мне. — Тебе надо было всего лишь выбраться отсюда и заняться чем-нибудь на собственный вкус.

Боюсь, что я никогда не пойму своего мужа. Новый учитель, Уильям Фентон, настолько доволен нашими с Виолой успехами, что даже предлагает устроить маленькую выставку. Его приятелю принадлежит галерея в Гилдфорде.

— Это именно то, что нужно. Льюис известен как открыватель новых имен в изобразительном искусстве.

— Я думаю, это неудачная мысль, — сначала заявляю я Уильяму. — Мы всего лишь любительницы.

— Вы и в самом деле верите в это? Именно так вы себя и ощущаете? Любительницей?

Я поднимаю глаза от мольберта.

— Нет, — отвечаю я ему. — Когда я рисую, то ощущаю себя живой.

И Виола согласна. Я рассказываю Артуру о наших планах, ожидая, что он будет гордиться мною. Я мечтаю о том, чтобы он серьезно обсуждал со мной свои идеи и планы, делился своими замыслами, как делает это с близкими друзьями. И если я проявлю себя, пусть в малом, может статься, он так и поступит. Я надеюсь на это. Но неожиданно и необъяснимо он сердится, обвиняя Уильяма Фентона в том, что тот решил использовать своих учениц.