Смерть цвета бейсик - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прост cтр.№ 22

— Михаил Натанович, там по договору пени с двенадцатого.

— Неважно, без моей команды не платим.

— А другая поставка, ну, через «Хермитаж»?

— Тоже пусть не платят. И постарайся уговорить их сделать исключение, не знаю, письмо пошли голубиной почтой или зарежь кого-нибудь. Могут они, один раз, просто чтобы поразить меня, ничего не перепутать?

Казарян ушел, заказывать билет, надо полагать. Дядька он умный, работает давно и речевые рецидивы, вроде «лучше бы», верно, понимает атавизмом интеллигентного ленинградского отрочества. Мы перебрались в малую переговорную. Узкая комнатка без окон была специальным образом экранирована и ежедневно проверялась на жучки. Теоретически она была полностью защищена от прослушки, но, честно сказать, я бы предпочел вечером прогуляться на даче к пристани. Так, наверно, проявляется возраст, теряешь доверие к технологии.

Выслушав, Михаил Натанович закрыл глаза и закусил губу, как-то даже постарев. Миша был единственным внуком, последней надеждой передать дело внутри семьи.

— Господи, как он похож на Борю.

Миша действительно многим походил на Борьку, и, в первую очередь, жизненной силой, унаследованной от деда. Про бесцветную Иру такого никак не скажешь, она вообще выглядела подкидышем в этой семье. Аркаша в лучшие годы был вовсе неглуп, обаятелен и дружелюбен, но какой-то легкий, летучий, совершенно не пригодный к серьезному делу. Михаил Натанович и для старших детей был заботливым отцом, но, как мне всегда казалось, из своего титанического чувства долга, совершенно неожиданного для биографии. Он был настоящий рыцарь дензнаков и финансовый самурай. За своих бился изо всех и до конца, а врагов закапывал безжалостно и глубоко. Нередко в явный ущерб и даже убыток, но он никогда не останавливался. Иногда казалось, будто принципы для него важнее денег.

— Нужно было позволить ему уехать.

Два года назад они сошлись с Мишей в схватке, и только искры отскакивали в столкновении бараньих рогов. По части упрямства Миша был достойным сыном и внуком. Михаил Натанович считал, что Мише надо учиться в английском или американском университете. Мише стоял за бизнес-школу в Гуанчжоу. Дедушкина логика понятна, он видел внука во главе компании, а любые китайские связи по нынешним временам увесистый минус. Даже Аркашины похождения среди слонов, карри и браминов немного мешали, а Аркаша в здешних делах не участвовал, и всерьез его, конечно, воспринимать невозможно.

Миша нес обычный детский бред. Американцы растоптали нашу страну, унижают, грабят и прочее в том же роде. Когда я, не сдержавшись, заметил, что он не выглядит особенно ограбленным, Миша вспыхнул и заявил, что из-за нас он соучастник воровства. Своих патетических слов ему не хватало, проходилось активно одалживаться в отцовском «Патриотическом манифесте» (сам Боря так его никогда не называл, что, впрочем, никого ни капли не беспокоит). Я язвительно, честно сказать, упомянул заимствования, проехался по воровству, на чем беседа и завершилась.

Споры, как всегда, ни к чему не привели, Миша остался учиться здесь. С Китаем, кроме отвлеченных соображений, были связаны и вполне конкретные деловые опасения. Помимо запутанных отношений с китайскими банками, Михаил Натанович владел третьим по размеру курортным комплексом на Хайнане. Собственность камуфлировалась виртуозной системой компаний-прокладок, теоретически непроницаемой, в том числе и для меня. Я, однако, был осведомлен до подробностей, соответственно, кто угодно мог беречь информацию о нелояльной инвестиции для удобного случая. Можно не сомневаться, умница дядя Миша учитывал подобную вероятность. В сложной игре с раскладыванием яиц по корзинам правила не прописаны, и никогда нельзя сказать, в какой момент тебе самому врежут и по корзинам, и по яйцам.

— Дядя Миша может не стоит особенно доверять этому упырю? Кстати, он, правда, был православным активистом?

— Был, был, как же не быть. Никто кроме него, так сказать. Я тебе больше скажу, еще раньше он был комсоргом курса на истфаке. Понимаешь? Хотя, тебе, небось, что комсорг, что титулярный советник, все едино.

— Да знаю я.

— Знаешь. Но не понимаешь.

— Дядя Миша, я вас никогда не спрашивал, да и не мое это дело. Мы ежемесячно оплачиваем маркетинговую поддержку. Нет ли смысла зайти с этой стороны?

Михаил Натанович никак не выказал удивления. Железной выдержки человек. Не угадаешь, то ли сдержался, то ли знал, что я знаю.

— Видишь ли, Коленька, у маркетологов чрезвычайно запутанная внутренняя структура. В одном эээ… департаменте могут и не знать, что происходит в другом. Не хотелось бы привлекать их, разве на самый крайний случай.

Сказанное было справедливо. Сопротивление состояло из множества «фронтов», «союзов» и «отрядов», сложно перекрученных друг с другом, с китайцами, индусами, с самими американцами и Комитетом. Вонючая и запутанная клоака, к которой лучше не приближаться, тем более с такими вопросами, последствия возможны самые непредсказуемые.

— Самое лучшее, конечно, с ним напрямую переговорить. Наверно, мне лучше? Или все же Кате? — задумчиво проговорил дядя Миша.

Катино материнство устроено противоречиво. Она одновременно гордилась Мишиной схожестью с отцом и отчаянно боялась неизбежных опасностей такого склада. Он, и вправду, был Бориной копией и внешне, и внутренне. Умненький, резкий, категоричный, живущий в черно-белом мире. Катя никогда не понимала, и не мне разъяснять, что Боря навсегда остался мальчиком, не успевшим стать мужчиной. Когда-то, две жизни назад, и я был таким, но меня Катя таким не знала. Взросление, по мне, — спорное улучшение. Может, так и надо жить, точно различать хорошее и плохое, делать должное, не думая о сложностях мира и последствиях. Правда, сильно возрастают шансы расстроить маму.

Я попытался представить их разговор, но ничего хорошего не вырисовывалось. Катя, конечно, видела сына бестолковым карапузом, а он находился в возрасте, когда больше всего гордятся придуманной зрелостью. Вернее всего, дело обернется бессмысленным и громким скандалом с нотками истерики. Ко всему прочему, Катя была ватником самого крайнего свойства, дальше уже шли психи в косоворотках с хоругвями, что в данной ситуации скорее минус.

— Мне кажется, лучше вам.

Несостоявшаяся поездка в Рыбацкое высвободила мне полчаса, и я успевал заскочить в «Чиполлино». Все скверное содержит позитивную щепотку. Машин в зеленой зоне было на порядок меньше, чем в старые времена, и внутренние перемещения совершалось почти мгновенно.

Квартал, где располагалась Настина частная школа, лучшая в городе, отдавал немного старыми временами. Возле нескольких дорогих ресторанов толпились грозного вида охранники, бросавшие по сторонам проницательные взгляды или с самым серьезным видом болтавшие о вечном: футболе и вчерашнем телешоу. Дима и Петя, увидев меня, подобрались, шевельнули челюстями и перешли от футбола к проницательным взглядам.

Вокруг были разбросаны неряшливо припаркованные дорогие машины, чаще всего сиротские мерседесы, но много было и китайцев, попадались электромобили модников, их с каждым годом становилось все больше. Древние рыдваны, основа нынешнего автопарка, составляли тут решительное меньшинство. Дома здесь не были еще приведены в порядок, выбитые окна заменили, но до фасадов пока не добрались. Следы боев не особенно многочисленны, зато все покрывала сложная вязь граффити. Прямо напротив «Чиполлино» на глухом фасаде привычную надпись вывели не обычной аббревиатурой, а полностью, метровыми буквами: «В наших жилах трехцветная кровь». Повсеместно считалось, что это последняя Борина песня, прощальный завет Великого Барда, как выражались на известных сайтах. В реальности (хотя она никому и не интересна) он написал после «трехцветной крови» еще пяток песен, а последней стала «Сиськи-горошинки, зубки раскосеньки». Подбадривал свою инвалидную команду.