Адмирал Колчак - читать онлайн книгу. Автор: Павел Зырянов cтр.№ 166

Декларация, принятая с таким скандалом, сама по себе получилась документом весьма слабым. Наиболее удачным её местом было ещё раз сделанное заявление о том, что «урожай будет принадлежать тем, кто сейчас пользуется землёй, кто её запахал и засеял». Далее следовавший пассаж звучал гораздо менее определённо: «…Правительство примет меры для обеспечения безземельных, малоземельных крестьян и на будущее время, воспользовавшись в первую очередь частновладельческой и казённой землёй, уже перешедшей в фактическое обладание крестьян».

Общее впечатление ослаблялось и ещё одним пунктом, где говорилось, что земли хуторян, отрубников, укрепленцев «подлежат возвращению их законным владельцам». Министр земледелия Н. И. Петров хотел сохранить результаты Столыпинской аграрной реформы, не зная, что по деревням уже прокатилась волна переделов, которая смела хутора, отруба и укреплённые участки. Восстановить всё это было уже невозможно.

В окончательном виде, подчёркивалось в декларации, земельный вопрос будет решён Национальным собранием.

Вообще же декларация, многословная и недостаточно определённая, не могла произвести большого впечатления на тех, кому была адресована.

Ещё менее удачным, с точки зрения политики, был закон о временной передаче помещичьих земель в руки государства. Захваченные крестьянами земли следовало обмерить и описать, а сами крестьяне становились с этого момента арендаторами. Конечно, всё это должно было вызвать у них самые неприятные подозрения: земли отнимут. В то же время были недовольны и изгнанные помещики, считая, что власти хотят узаконить захват их земель. Закон остался на бумаге, но наделал много шуму и подпортил репутацию Омского правительства.

Позднее, в конце июля, Колчак, стараясь исправить ошибки, заявил, что правительство и лично он считают «справедливым и необходимым отдать всю землю трудящемуся народу». Однако такое заявление прозвучало уже несколько поздновато. ^[1162]

Вообще же белым вождям трудно было состязаться с красными по части обещаний – ведь красные сулили ни более ни менее, как рай на земле. И Колчак, наверно, не раз вспоминал, как Толль в первой северной экспедиции кричал собакам: «Вперед! Вперёд! Там тёплое жильё! Там много вкусного корма!» А когда переставал обманывать, стая останавливалась. Человек, как индивидуум, конечно, далеко ушёл от животных. Обустроенное, сытое общество с помощью таких призывов не поднять. А вот орды голодных, ошалевших от бесконечных бедствий людей поднять и увлечь в нужном направлении, оказывается, можно – важно только всё время поддерживать напряжение, нагнетать обман.

Апрель 1919 года был отмечен ещё одним важным законом – в области денежного обращения.

По мере того как белые войска шли в глубь Советской России, в обратном направлении – из занятых территорий в Сибирь катилась огромная масса напечатанных большевиками денег, в основном «керенок». Это не только поддерживало порочную практику финансирования большевистских расходов, но и подхлёстывало инфляцию и расстраивало экономику. Министр финансов Михайлов пошёл на жёсткие и неординарные меры.

16 апреля было объявлено, что через месяц, с 15 мая, будут изъяты из обращения казначейские знаки 20– и 40-рублёвого достоинства («керенки»). Их надлежало сдавать в банки в обмен на именные квитанции. Половина принятой суммы возвращалась в виде сибирских знаков, вторую же половину можно было получить не ранее чем через 20 лет.

Всё это было как гром среди ясного неба, ибо «керенки» были самой ходкой валютой. Изгнание их на какое-то время внесло расстройство в экономическую жизнь. Особенно были недовольны китайские и японские торговцы, являвшиеся самыми крупными держателями «керенок» и доселе видевшие в русском рубле нечто незыблемое, независимое от политических бурь. Однако Михайлов твёрдо и настойчиво проводил свой курс. И «керенки» были побеждены.

Плоды этой победы оказались довольно горькими. Престиж русского рубля был подорван. С изгнанием «керенок» инфляция всей своей тяжестью навалилась на сибирские знаки. И, наконец, военные в один голос утверждали, что денежная реформа сильно понизила боевой порыв армии – как раз в период решающих боёв.

Приходится признать то, что прежде стыдливо замалчивалось – в годы Гражданской войны военная добыча являлась важным стимулом для той и другой армии. Красноармейцы, набранные из голодных губерний, не щадя жизни, рвались в сытую Сибирь, где, как им говорили, булки растут чуть ли не на деревьях. Солдатам Белой армии в Советской России взять было нечего… – кроме денег. Красноармейцы получали более высокое жалованье, а кроме того за ту или иную победу им раздавали большие премии. У некоторых красноармейцев, попавших в плен, солдаты Белой армии отнимали десятки тысяч рублей. Теперь это всё превращалось в мусор.

«Закон о керенках в общем принёс больше вреда, чем добра», – писал А. А. Никольский, крупный чиновник омского министерства финансов. ^[1163]

Наслушавшись жалоб со стороны заготовительных органов на то, что предприниматели не справляются с государственными заказами, а со стороны последних – на то, что заказы распределяются бессистемно, Колчак поручил правительству провести в Екатеринбурге съезд представителей фабрично-заводской промышленности Урала и Приуралья. Открытие съезда было назначено на 10 мая.

Первые дни по прибытии в Екатеринбург Колчак был занят в штабе Гайды. Так что подготовкой своего доклада он смог заняться только утром в день открытия съезда. Вместе с Гинсом они наметили общий план. Адмирал, как вспоминал Гинс, без колебаний отверг поступавшие от некоторых военных предложения о милитаризации заводов и о прикреплении к ним рабочих.

Речь Адмирала в переполненном зале (собралось до 600 человек) имела несомненный успех. Колчак говорил по заготовленному плану, а потом сказал несколько слов и сверх того, «и вышло это у него очень хорошо», вспоминал Гинс. «Обеспечение рабочего продовольствием и предметами первой необходимости, установление для него надлежащих норм оплаты труда, извлечение из армии незаменимых квалифицированных рабочих с сохранением их военнослужащими, – тезисно пересказывал Гинс речь Колчака, – сделают больше, чем милитаризация заводов или их военное управление».

Дальнейшая работа съезда пошла по десяти секциям: горно-заводской, кожевенной, овчинно-шубной, мукомольной, лесопромышленной, золото– и платинопромышленной, химической и мыловаренной, кустарной, сельскохозяйственной и текстильной. Ставилась задача не только отказаться, с помощью уральской промышленности, от части поставок из-за рубежа, но и сделать восстановленный и реконструированный Урал опорой в деле будущего восстановления экономики всей страны.

Генерал Будберг, посетивший ряд секций, утверждал, что там было много публики эсеровского типа, говорилось много пустяков, ораторы «упражнялись в любимом российском обывательском занятии – начальству в нос гусара запускать». У генерала возникло желание посадить всех этих ораторов в один вагон и отправить на ту сторону фронта – «пусть попробуют там побрехать». Но даже ворчливый Будберг отмечал в целом деловой характер съезда и его резолюций, направленных «к решительному улучшению положения уральской фабрично-заводской промышленности». В свою очередь представителями правительства тут же было решено отпустить заводам хлеб из казённых запасов, предоставить в их распоряжение некоторые транспортные средства, отпустить из армии квалифицированных рабочих. ^[1164]