Вильгельм Завоеватель - читать онлайн книгу. Автор: Поль Зюмтор cтр.№ 42

Нормандией и Фландрией у него практически не было ни времени, ни желания. Оставалась Англия, в которой фламандцы поддерживали, в пику Эдуарду, Эмму и «датскую партию» в расчете на бог весть какие перспективы. Балдуин V был свояком короля Франции — удобный повод для того, чтобы укреплять полезное сотрудничество с ним против Анжу, а возможно, и для новых авантюр. Наконец, Вильгельм не мог не знать, что Балдуин V, в течение двух лет находившийся в состоянии войны с императором, испытывал серьезные затруднения, при которых ему представлялась весьма желательной если не военная, то, по крайней мере, дипломатическая поддержка. В 1049 году соединенный англо-датский флот, имевший своим союзником императора, угрожал побережью Фландрии. Отношения Вильгельма с королем Эдуардом позволяли ему выступить в качестве посредника при условии, что фламандцы откажутся и далее поддерживать Эмму. Гильом из Пуатье туманно намекает на переписку, которую во время осады Брионна якобы вел Вильгельм с императором — дополнительная причина для Балдуина поторопиться выдать свою дочь замуж за правителя Нормандии.

Вильгельм и сам предпринял необходимые шаги. Хроника XIII века повествует, как Матильда, получив предложение, с презрением отвергла сватовство бастарда. Ее слова передали Вильгельму, и он, оскорбленный, вскочил на коня и во весь опор помчался в Лилль, ворвался в зал графского замка, накинулся на юную девицу, повалил ее на пол и располосовал шпорой ее платье. Строптивая фламандка, укрощенная таким манером, признала его своим повелителем, отдав ему свою руку, если не сердце.

Генеалогическая путаница не позволяет точно определить степень родства жениха с невестой: шестое, пятое или может быть даже четвертое каноническое колено. Во всяком случае, оно подпадало под запрет, установленный на соборе в Реймсе. Однако Вильгельм не мог и не хотел отказаться от задуманного. В первой же своей беседе с Ланфранком он поинтересовался его мнением по этому вопросу и нашел его неопределенным, если не прямо негативным. И тем не менее его первым поручением своему новому другу было ведение переговоров с Римом для устранения возникшего препятствия. Какой бы ни была степень родства Вильгельма с Матильдой, всегда оставалась возможность получить у папы римского разрешение на брак. Отказ в этом указывал на существование заговора, зародившегося в самой Нормандии: Може, прикрываясь решениями собора, делал все возможное, чтобы сорвать матримониальный проект герцога. Поручая Ланфранку заботы по решению возникшей проблемы, Вильгельм тем самым втягивал его в свою игру. Что же до него самого, то он с головой окунулся в эту аферу, со страстью двадцатилетнего юноши, охваченного желанием заполучить высокородную девицу, сопротивление которой он уже сломил, но вместе с тем и с резонным убеждением, что этот брак станет главным козырем в его политике, непременным условием его грядущих успехов. Ради этого можно было пренебречь любой оппозицией.

Лев IX, единомышленник и сторонник императора Генриха III, не мог чувствовать ничего иного, кроме недоверия в отношении набиравшей могущество Фландрии. Этот упрямый выходец из Лотарингии с юридическим складом ума опирался в своей политике на решения, принятые собором в Реймсе. Ему до глубины души претило упрямство нормандского князька, посмевшего противиться тому, кого поддерживала единственная бесспорная политическая власть — авторитет обладателя императорского титула и кого окружал ореол возрождавшегося престижа Святого престола. Главной целью своей политики Лев IX ставил сдерживание вмешательства светских властей в дела Церкви. А может быть, брачное законодательство не находилось в исключительном ведении Церкви? Главной проблемой было возвратить Риму (тому самому Риму, который внезапно открывался взорам паломников с вершины холма Монте-Марио с его сотней церквей и разбросанными по семи холмам античными развалинами, напоминавшими о былом величии) его всемирное предназначение, вновь сделать Вечный город тем, чем он был когда-то, главой мира, в двойном, духовном и светском, смысле этого слова. Ради этого Лев IX пустился даже на военную авантюру, предприняв безрассудную экспедицию против норманнов Апулии, варваров, коих он уподоблял неверным. Это предприятие закончилось плохо, но все же не отбросило папство назад к тому состоянию упадка, из которого поднял его Лев IX. Разрыв с греческим патриархом Михаилом Керуларием в 1054 году, в результате которого пресеклись последние связи западного христианского мира с восточной церковью, в какой-то мере явился платой за этот подъем. Примечательно, что когда в 1048 году Лев IX после своего избрания на папский престол отправился из Туля, где находилась его епископская резиденция, в Рим, в его свите находился некий клирик по имени Гильдебранд. Крещеный еврей Гильдебранд, породненный с могущественным семейством Пьерлеони, в свое время сопровождал отправленного в изгнание в Германию папу Григория VI, низложенного двумя годами ранее. Общее представление о том, какой должна быть Церковь, предопределило его сближение с Львом IX, который возвел своего молодого компаньона сперва в сан аббата, а затем и кардинала. Так был проложен путь к папскому престолу тому, кто, спустя четверть века став папой под именем Григория VII, не побоится бросить открытый вызов государям мира сего...

Не желая отступить, Вильгельм тем не менее не мог тешить себя надеждой сломить волю папы римского; присущий ему здравый смысл не позволял переходить в лобовую атаку. Пренебрегая запретом, сформулированным на церковном соборе, он вместе с тем выбрал для себя тактику компромисса и соглашения. Ему пришлось хитрить, идти на сделки и волей-неволей участвовать с пользой для обеих сторон в игре, которую вел папа и с которым он как христианский государь, в конце концов, обязан был действовать заодно. Теперь он находился в расцвете своих физических сил, и в нем уже замечалась несколько удивительная для его близких сложность характера. На единственном аутентичном портрете, имеющемся в нашем распоряжении, его изображении на ковре из Байё, перед нами предстает человек с массивной комплекцией, высокого роста, осанистый, с бычьей шеей и крепко посаженной головой, темными волосами, выбритыми на затылке, безбородым лицом, коротким толстым носом и выступающим вперед подбородком. Хотя вышивальщицы, по всей вероятности, и не стремились к достижению точного портретного сходства своих персонажей с прототипами, однако постоянство их черт, многократно повторенных в последующих сценах, позволяет предположить определенную достоверность изображения.

Хроники тех лет сообщают, что Вильгельм имел бравую, но вместе с тем величественную осанку, голос грубый, но речь простую и доходчивую. Умея недвусмысленно излагать свои мысли, он вместе с тем был неразговорчив. Суровый и целомудренный, он имел одну лишь страсть, за чрезмерное увлечение которой нередко порицали его церковники, — охоту. Импульсивный, он был способен умерять свои страсти, когда того требовали соображения высшего порядка, и никогда не злился без причины. Его решительность и хладнокровие на войне давали ему явное преимущество перед большинством противников. От своих предков он унаследовал отвагу, вызывавшую восхищение. Эскорт, сопровождавший и защищавший его в сражении, насчитывал не более десяти человек, иногда уменьшаясь до четырех. Когда в сражении под ним была убита лошадь, он продолжал биться как пехотинец, нанося мечом противнику удары, достойные героя эпической поэмы. Его врожденным свойством была поразительная способность усваивать новое, позволявшая ему быстро ориентироваться в самых непредвиденных ситуациях, добиваться своего и эффективно использовать к собственной выгоде опыт и идеи, заимствованные у других. Это был уравновешенный, методичный, дисциплинированный и расчетливый человек, ужасные вспышки гнева которого редко случались без веской причины. Он обладал доведенным до цинизма искусством играть на исконной взаимной вражде отдельных феодальных родов, противопоставляя их друг другу. У него было мало приятных качеств, поэтому многие историки испытывали к нему вполне понятную антипатию. Он веселился, сообщает Ордерик Виталий, только за столом, но и там оставался трезвым, питая особое отвращение к опьянению. Никогда, по сообщению того же автора, он не пил больше трех кубков вина за одну трапезу. Он любил долгими зимними вечерами у себя в замке в Фалезе посмотреть представление жонглеров или послушать пение под звуки арфы. Малейшая насмешка выводила его из себя; что же до обид, то он не простил ни одной из них.