Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора | Игорь Зимин, Александр Соколов | страница 37 | LoveRead.ec

Народом гонения властей на нищих воспринимались отрицательно. Бывали случаи, когда население и даже служилые люди отбивали нищих у солдат. В 1717 г. в Москве во исполнение очередного указа о борьбе с нищенством властями была устроена массовая облава. Нищих хватали на улицах, сажали под арест и жестоко истязали. При этом богаделенные солдаты и дворяне патриаршего дома, проводившие акцию, жаловались, что «у них нищих по всем улицам отбивают, а их самих бьют, а за сретенские вороты к пушкарям и входить не смеют. И этого мало: однажды в Евпловскую богадельню вломились три человека пушкарей и увели семь человек приводных нищих»[260].

Преображенский богадельный дом в Москве. Литография Р. Курятникова по рис. П. Федорова. 1837 г.

Ни Петр I, ни его преемники на престоле не занимались выяснением причин нищенства. Время от времени издавались указы, предписывавшие местным властям помещать нетрудоспособных нищих в богадельни, по-прежнему велась борьба с попрошайничеством на улицах. Екатерина II, провозгласившая призрение бедных обязанностью «боголюбивого правителя», предприняла практические меры для решения этой задачи. В 1775 г. Учреждением о губерниях в них были образованы новые органы управления – приказы общественного призрения. Их целью являлось управление учреждениями социальной помощи. В ведении приказов находились больницы, приюты, богадельни, школы и другие подобные заведения. Будучи государственными учреждениями, приказы общественного призрения могли привлекать на эти нужды благотворительные средства.

С начала XIX столетия стали действовать богаделенные и медицинские учреждения императрицы Марии Федоровны и Императорского Человеколюбивого общества. Ведомственных законоположений, определявших, какие категории нуждающихся заслуживали призрения в них не было. Не указывалось на это и в уставах самих учреждений. Однако в 1833 г. для богаделен, находившихся в ведении Министерства внутренних дел, были приняты правила, согласно которым, по распоряжениям «губернского начальства» туда определялись «нищие из разночинцев, не принадлежащие ни к каким обществам и не имеющие родственников, кои согласились бы дать им содержание, в том случае, когда они впали в убожество от несчастных обстоятельств, сиротства, старости или дряхлости и когда по состоянию здоровья и сил своих не могут трудами снискивать пропитание»[261]. То есть нищие допускались в богадельни тогда, когда призрение невозможно было возложить ни на одно сословие или родственников, а также в случаях явной нетрудоспособности по возрасту и состоянию здоровья. В чем могли заключаться «несчастные обстоятельства», не разъяснялось. Это давало возможность трактовать их очень широко и делало право на призрение неопределенным. Названные правила вошли в Устав об общественном призрении и сохранялись до революции 1917 г. В 1904 г. к ним сделано добавление – право на призрение в богадельнях получали «бродяги, признанные по освидетельствованию, неспособными следовать в ссылку, а также имеющие ко времени отправления более 60 лет от роду»[262].

В первой половине XIX в. власть пришла к пониманию того, что призрение взрослых неимущих требует дифференцированного подхода, равно как и определение меры ответственности за нищенство. Это, в частности, нашло отражение в деятельности созданного в 1837 г. в Петербурге николаевского комитета для разбора и призрения нищих. «разбирая» задержанных полицией, комитет учитывал, «кроме звания и происхождения сих несчастных, возраст их, знание ремесел, медицинское освидетельствование состояния их здоровья, вникая притом подробно в причины, ввергнувшие их в нищету»[263]. Нищие разделялись на четыре категории. К первой комитет относил тех, кто не мог обеспечить свое существование по причине старости, болезней или увечий. Ко второй – впавших в нищету трудоспособных, не имевших «ни случаев, ни способов к работе и занятиям»[264]. Третья категория включала трудоспособных, не желавших работать и сделавших нищенство своей «профессией». Самой широкой категорией была четвертая. К ней относились лица, временно или случайно впавшие в нищенство «от стечения непредвиденных, несчастных обстоятельств»[265]. Эти люди подразделялась на две группы. К первой принадлежали лица, потерявшие либо просрочившие паспорт и, следовательно, лишенные возможности трудоустроиться. Ко второй – «люди, кои, находясь в отдалении от домов и хозяйств своих», теряли работу или деньги и не имели средств к существованию до возвращения домой или нахождения новой работы без благотворительной помощи, как последнего, крайнего средства»[266]. Указание на стечение неблагоприятных обстоятельств вдали от дома, как причину нищеты, не случайно. Имелось в виду, что человек явно не мог рассчитывать на помощь общины или сословия.

Итак, к середине XIX в. государство и учреждения призрения выработали более или менее общие критерии, по которым подлежали призрению взрослые лица полностью нетрудоспособные по старости либо по состоянию здоровья. При этом возраст, с которого наступала старость, ни Уставом об общественном призрении, ни другими законоположениями точно не определялся. Он устанавливался самими учреждениями призрения и составлял, как правило, для мужчин не менее 60 лет, для женщин не менее 50 лет. Могли рассчитывать на призрение и трудоспособные взрослые, оставшиеся без средств к существованию в силу различных обстоятельств и не могущие выйти из нищеты без посторонней помощи. В призрении также нуждались слепые и глухонемые взрослые. Поскольку они являлись особой категорией, требовавшей специализированного призрения, этот вопрос рассматривается авторами монографии отдельно.

Во второй половине XIX столетия получила широкое развитие общественная инициатива в благотворительности. Возросло количество учреждений призрения. Совершенствовалась и расширялась деятельность богаделенных и медицинских учреждений Ведомства императрицы Марии и Человеколюбивого общества. Это требовало серьезного пересмотра законодательства о призрении, четкого определения категорий нуждаются в нем, решения вопроса о том, для кого оно должно быть обязательным. Однако в правовой области в этом отношении ничего сделано не было. Критерии нужды, требовавшей социальной поддержки, оставались неясными. Учреждения, действовавшие в этой сфере, исходили из своих представлений. Формы и методы призрения они также определяли сами. Санкт-Петербургский Попечительный о бедных комитет Императорского Человеколюбивого общества, согласно § 4 своего устава, «престарелых, увечных и больных, не могущих содержать себя собственными трудами» помещал в богадельни Человеколюбивого общества или оказывал «денежное вспоможение и врачебное пособие в их жилищах, чрез принадлежавший сему обществу медико-филантропический комитет»[267]. А, кроме того, помогал «приведенным в нищету стечением несчастных обстоятельств», предоставляя помощь «единовременной выдачей некоторого количества денег на обзаведение вещами, потребными для их промышленности», то есть ремесла, доставляя неимущим «места, кои обеспечивали бы их в содержании»[268].

В указанных случаях речь идет о помощи лицам, вообще лишенным каких бы то ни было средств к существованию и возможностей для заработка. Однако существовала многочисленная категория населения, которое имело работу и желание трудиться, но находилось в чрезвычайно стесненных материальных условиях. Многие люди зарабатывали только на удовлетворение самых минимальных потребностей. Решить какую-либо важную задачу, дополнительно требующую денег, они без посторонней помощи уже не могли. Любое чрезвычайное обстоятельство выбивало таких бедняков из жизненной колеи. Такими обстоятельствами, например, могли быть похороны родственника, необходимость выкупиться из долговой тюрьмы, приобрести лекарства. Бедный студент, помимо пропитания и платы за учебу, должен был оплачивать угол или комнату, покупать письменные принадлежности. Иногда работодатель платил так мало, что денег хватало только на самое необходимое, а найти более высокооплачиваемую работу не позволяла квалификация либо какие-то другие причины. Тогда люди обращались в учреждения призрения или к благотворителям.