Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора | Игорь Зимин, Александр Соколов | страница 29 | LoveRead.ec

Для того, чтобы выполнить указанную роль, союз собрал Первый съезд русских деятелей по общественному и частному призрению, состоявшийся 8–13 марта 1910 г. в Петербурге. На нем был выработан устав, более четко определивший цель союза как распространение в российском обществе «правильных взглядов на благотворительность» и «способы ее осуществления», объединение стремлений «к преобразованиям в области общественного и частного призрения, в видах правильной постановки благотворительности в России»[186]. Под «правильной постановкой» благотворительности подразумевалось придание ей организованного характера. Устав поставил весьма скромные задачи и цели перед столь представительным собранием (список участников съезда насчитывает четыреста человек). Они явно не соответствовали и масштабу социальных проблем в России. Организаторы съезда учитывали предыдущий неудачный опыт разработки проектов реформирования призрения и решили не тратить время на разработку очередного проекта. Кроме того, надо было иметь в виду разнообразное устройство российских благотворительных ведомств и амбиции их руководителей.

На это прямо указывал С. К. Гогель, не рекомендовавший создавать «центральный правительственный орган» для управления благотворительностью и призрением хотя бы «по одному тому, что этого не допустят никакие наши ведомства»[187]. Несовершенство российского законодательства о призрении Гогель характеризовал как «невиданный ни в одном культурном государстве пробел»[188]. Но, задаваясь вопросом, кто в этом виноват, докладчик ответил сам: «Пока никто»[189]. Говоря «пока», Гогель полагал, что съезд поможет сдвинуть дело с мертвой точки, но сказать «кто» виноват, не мог, поскольку тогда съезд вообще не состоялся бы. В этих условиях съезду оставалось только обсудить и вынести на суд общественности наиболее важные вопросы благотворительности и призрения, наметить пути объединения этой деятельности в масштабах страны. Все докладчики сходились в том, что законодательство о призрении было несовершенно и высказывались за его скорейшее изменение. «Устав, – говорится в общей резолюции первой секции, – должен создать стройную целесообразную систему общественного призрения в России, согласованную с основными началами предстоящего преобразования органов местного самоуправления»[190].

У съезда не вызывало сомнений то, что призрение должно осуществляться совместными усилиями общества и государства. Но каким должно быть непосредственное участие последнего, кто обязан, в конечном счете, отвечать за призрение в России – съезд не определил. Делегаты опасались, что государственная бюрократия может загубить любое живое дело. Отдавать руководство призрением общественности они тоже не предлагали – слишком сложная и масштабная это была задача. В резолюции съезда содержался призыв к органам власти и прессе шире освещать проблемы благотворительности и призрения, а также краткая программа предполагавшегося второго съезда под эгидой союза, включавшая вопросы регистрации неимущего населения, организации трудовой помощи, попечения о беспризорных детях и замены благотворительности страхованием, где это было возможным. Но планировавшийся второй съезд так и не состоялся.

Для благотворительных ведомств дома Романовых съезд заметным событием не стал. Августейшие покровители благотворительности внимания на него не обратили. Самыми высокопоставленными лицами были директор канцелярии по управлению детскими приютами Ведомства императрицы Марии О. К. Адеркас и товарищ (заместитель) Председателя совета Императорского Человеколюбивого общества Г. Ф. Ракеев. В докладах и прениях они приняли незначительное участие, выступив за объединение благотворителей и учреждений призрения. «отдельные, слабые попытки благотворительных обществ в деле устройства собственных учебно-ремесленных заведений и мастерских кустарного характера, – говорилось в докладе Ракеева „о постановке профессионального образования в благотворительно-воспитательных заведениях“, – должны замениться учреждением на общие средства при соединенных усилиях заинтересованных обществ, новых ремесленных торговых школ, поставленных так, чтобы дать возможность воспитанникам по выходе из школ легко находить работу…»[191]. Однако ничего конкретного, что вело бы к взаимодействию «при соединенных усилиях» в области призрения, ни Человеколюбивое общество, ни другие благотворительные ведомства дома Романовых не предложили.

Выступление историографа и чиновника Человеколюбивого общества В. Д. Троицкого «Краткий исторический очерк и современное состояние благотворительной деятельности Императорского Человеколюбивого общества» не содержало анализа проблем благотворительности и призрения и носило чисто информационный характер. Столь невыразительное участие организаций дома Романовых в работе съезда было обусловлено не тем, что им нечего было сообщить. Ведомство императрицы Марии имело огромный опыт призрения различных категорий детей и юношества. Оно могло представить немало полезных наработок в области женского образования и воспитания, постановки работы воспитательных домов и детских приютов. Многое могли сообщить участникам форума сотрудники императорских Попечительств о слепых и глухонемых, об организации трудовой помощи, а также Человеколюбивого общества. Однако ничего существенного съезд от них не услышал. Возможно, они чувствовали себя неуверенно перед столь широкой аудиторией.

Но, думается, что главная причина была в том, что объединение не на словах, а на деле создавало угрозу исключительному статусу благотворительных ведомств императорской фамилии. Несмотря на перемены в общественной жизни страны и на то, что эти структуры делали то же дело, что все остальные российские учреждения призрения, их августейшие покровители и руководители не были готовы к тому, чтобы этот статус изменить. Примером может служить история с попыткой подчинить финансы Ведомства императрицы Марии государственному контролю.

В июле 1913 г. контролер П. А. Харитонов, ссылаясь на пожелания Третьей и Четвертой думы подчинить ревизии госконтроля изъятые из сферы его пристального внимания учреждения, направил в Ведомство императрицы Марии письмо. В нем, в частности, говорилось: «в виду важности затронутого вопроса, продолжающихся настояний государственной думы и того обстоятельства, что средства ведомства в значительной части образуются путем непосредственного отпуска из государственного казначейства и от сборов, предоставленных ведомству государством, я находил бы благовременным поставить означенный вопрос на обсуждение»[192].

Ответ был неспешным (его направили в госконтроль лишь в феврале 1914 г.) и давал понять, что вопрос, поднятый госконтролем, неуместен. Возглавлявший ведомство бывший министр внутренних дел, статс-секретарь А. Г. Булыгин сообщил: «…вопрос о подчинении ведомства государственному контролю в ревизионном отношении поднимался уже неоднократно в течение истекшего столетия, тем не менее, в виду исторически сложившегося строя ведомства, осуществление означенного мероприятия… не признавалось возможным, и финансовые обороты его не подлежали никакой другой ревизии, кроме отчетности, представляемой на непосредственное рассмотрение Их Императорских Величеств»[193]. Указав, что и в настоящее время статус организации не изменился, Булыгин заключил: «я со своей стороны не усматриваю никакой необходимости в подчинении ведомства ревизии государственного контроля»[194].