Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни - читать онлайн книгу. Автор: Ванда Захер-Мазох, Леопольд фон Захер-Мазох cтр.№ 74

Но как невыносимы были его русско-польские привычки, от которых мы теперь отвыкли и которые делали его присутствие тягостным!

– Как ты можешь мечтать о совместной жизни с ним? – говорила я Арману. – Я знаю, что ни ты, ни я – мы больше не сможем выносить его.

Но он отвечал:

– Будь спокойна и предоставь все мне. С деньгами можно многое вынести. Мы теперь слишком тесно живем. Все пойдет хорошо, когда у нас будет большая квартира. Имей терпение и верь мне.

* * *

За это время со мной произошло одно забавное приключение у Рошфора. Он как-то раз пригласил завтракать Захер-Мазоха и меня с Митчи. У него мы застали герцога Таллейрана-Перигор, владельца «Intransigeant» и троих детей Оливье Пэн, воспитывавшихся за счет Рошфора, которых он пригласил ради Митчи.

Незадолго до того, как мы сели за стол, в комнату пошла молодая женщина, которую Рошфор представил нам и которую я приняла, не расслышав ее имени, за его дочь, бывшую замужем за женевским художником и часто приезжавшую к своему отцу в Париж. Я тем более могла думать, что это была его дочь, что он обращался к ней на ты, а также потому, что на ней был капот и красные туфли – подробность, обратившая на себя мое внимание, но которая, конечно, допустима и для жены артиста. Через несколько дней после этого завтрака Рошфор был в «Фигаро» и рассказывал Арману, что Захер-Мазох со своей любовницей завтракали у него. Арман насторожился:

– С любовницей? Да ведь это была его жена!

Рошфор опешил:

– Жена! Значит, они здесь вместе. Боже мой, какую я глупость сделал! Послушайте, Сэн-Сэр, вы должны мне помочь выйти из затруднительного положения. Я послал приглашение господину Захер-Мазоху и «госпоже», убежденный, что он приехал в Париж с любовницей… Я сказал себе, что моя любовница не хуже его… что они отлично могут позавтракать вместе… Видите, как я попал впросак…

Я часто потом обедала у Рошфора, но больше никогда не видела дамы в красных туфлях.

Рошфор познакомил Захер-Мазоха со многими полезными людьми. Это было смутное время буланжизма. Рошфор, с жаром взявший сторону красивого генерала, повез к нему Захер-Мазоха.

Когда Захер-Мазох вернулся от него, я думала, что он сошел с ума. Мне кажется, сам Наполеон I на вершине своей славы не мог бы внушить ему большего восторга и уважения. К этому надо еще прибавить его любовь ко всему военному или носящему мундир. Он был очарован. Буланже был героем, которому стоило только протянуть руку, чтобы вернуть Франции потерянные провинции; пусть какая-нибудь страна попробует теперь воевать с Францией, она ее живо разнесет!

Приходилось предоставлять ему говорить: малейшее противоречие раздражало его.

Рошфор жил в небольшом отеле на бульваре Ротенгуар, с невеселым садиком, заключенным между высокими домами, куда никогда не заглядывал луч солнца; но это был все же сад, и Митчи часто отправлялся туда играть с детьми Оливье Пэн.

Рошфор разделял любовь Захер-Мазоха к кошкам; у него были превосходные экземпляры, между прочим, кошечка, которая готовилась быть матерью. Так как Митчи очень восхищался ею, то Рошфор однажды сказал ему:

– У нее скоро будут маленькие. Если ты будешь послушным, то получишь одного.

С каким нетерпением ждали у нас этого «маленького».

В один прекрасный день у наших дверей остановился экипаж, и Рошфор выскочил из него.

– Где Митчи? – воскликнул он, открывая дверь. – Я привез ему кошечку.

И он вытащил из кармана пальто прехорошенького котенка.

Жюль Ферри был тогда министром, и поэтому Рошфор каждый день отделывал его всячески в своих статьях. Из презрения к министру он дал кошке, принимая во внимание ее пол, имя Жюль, и Митчи должен был дать слово не называть ее иначе. Каждое воскресенье ребенок должен был отправляться к Рошфору и давать ему отчет о здоровье Жюля.

* * *

Приемы у себя и отдача визитов отнимали у меня все время. Если мы не шли в театр или на обед, то у нас были гости. В глазах света я была женой Захер-Мазоха и должна была поддерживать эту роль.

Арман смотрел на все это не особенно доброжелательно. Мы с Захер-Мазохом были приглашены на бал к сыну министра Кремье, основателю «Alliance Israelite». До бала Захер-Мазох должен был идти в первый раз во Французскую Комедию. Давали Гамлета, причем Мунэ-Сюлли играл главную роль.

Кларети предоставил свою ложу в наше распоряжение. После первого действия он пришел в ложу и просил Захер-Мазоха пойти, с ним, желая показать ему театр и представить артистов.

Арман, сопровождавший нас в театр, не ехал с нами на бал, гак как не был знаком с Крелье и не получил приглашения; он, недовольный, сидел возле меня.

– Ванда, я очень несчастен, – сказал он мне, когда мы остались одни; он сидел, облокотившись о спинку моего стула, в глубине темной ложи.

– Ты сам этого хотел… Жизнь, которую мы теперь ведем, унизительна и противна. Обман, ложь, больше ничего… Как мог ты думать, что такое безобразное положение вещей сделает нас счастливыми? А когда я подумаю, что это может так продолжаться всегда!..

Он поник головой.

– Обещай мне одно, Ванда?

– Что?

– Не оставаться больше часа на балу.

– Хорошо.

– И еще: не танцуй… не позволяй ни одному мужчине прикасаться к тебе… и думай все время обо мне.

– Хорошо, я обещаю тебе.

Это была только слабая тень его прежней ревности. Его мучило, что другой человек предоставил мне то, что он хотел бы дать сам: удовольствия и почести. Он не мог предложить мне это, во всяком случае, пока – и ему казалось, что это несколько уменьшает мое чувство к нему.

Когда мы вышли из кареты возле подъезда Кремье, а он должен был один вернуться домой, он взял мою руку и держал ее в своей, как бы напоминая о моем обещании.

Он страдал, и я была этим довольна.

Когда это страдание сделается невыносимым, то приведет нас к скорейшему выходу из невыносимого положения.

У Кремье все приглашенные были знаменитостями, не было никого из простых смертных.

Во-первых, красавец Пьер Декураль, унаследовавший уже литературный жанр Эннери, а впоследствии и его громадное состояние. Он был школьным товарищем Армана, и тот рассказывал мне не без зависти, что он своими пьесами наживал бешеные деньги. Потом я видела там сестру знаменитой наездницы Луазетты, погибшей в Париже от несчастного случая, которую императрица австрийская, как говорят, удостаивала своей дружбы; эта сестра была замужем за богатым дворянином, – она обошлась со мной как с иностранкой чрезвычайно любезно. Тут же присутствовала и графиня де Моржель, известная под именем Жип. Она замечательно подходила к своим книгам и приключениям: женщина 36 лет, хорошо сложенная, с коротко остриженными белокурыми волосами, с насмешливой улыбкой небольшого рта и с необыкновенным сознанием собственного достоинства, вплоть до каждой складочки ее платья. Она только что окончила портрет Рошфора, который, еще влажный, переходил из рук в руки. В полночь среди всего общества произошло некоторое волнение, и в залу вошла под руку с кавалером г-жа де Г***, красавица-американка, которую в то время чествовал весь Париж. Высокая и стройная, она была одета в белое атласное платье, плотно облегавшее ее фигуру, без малейшей отделки: ни одна линия этого прекрасного тела не должна была пропадать для взоров ее поклонников; ее темно-русые волосы, гладко зачесанные на уши, обрамляли красивое, холодное и надменное лицо; на голове, которую она держала слегка приподнятой, полулуние из крупных бриллиантов; богиня Диана сошла с Олимпа, чтобы дать возможность смертным любоваться ее красотой. И как полагается богине, она не остановилась, мимоходом поклонилась хозяйке дома, прошлась по залам и так же неожиданно исчезла, как пришла.