В жизни графа Каменского было немало взлётов и падений. Несмотря на несносный нрав, порой ему сопутствовало везение, и он попадал в фавор, узнав, между прочим, и милость графа Задунайского… Каменский в конечном итоге испортит отношения и с Румянцевым, и с Потёмкиным, и, позже, с императором Александром Павловичем.
Два генерал-поручика — горячие головы — съехались на военный совет, на котором было решено начинать совместное наступление на Базарджик и к Козлуджам. Каменский начал марш на Базарджик, Суворов должен был прикрывать его наступление со стороны Силистрии. Но Суворов, под предлогом ожидания полков, задержал наступление на два дня и изменил маршрут. Каменский не преминул пожаловаться Румянцеву на неподчинение Суворова, который «неизвестно где находится».
Румянцев занял двусмысленную позицию. Можно подозревать, что он рассчитывал на эффективность самостоятельных действий Суворова и потому не подчинил его напрямую Каменскому. В свою очередь, Каменскому Румянцев рекомендовал брать инициативу и руководство в свои руки, не обращаясь к посредству командования главной армии…
Ордер Каменскому «русский Нестор» составил с дипломатическим красноречием:
«…Я удивляюсь, что ваше превосходительство, имея мой ордер от 30 майя, в конце коего власть ваша ознаменена изражением, чтобы вы предписывали исполнять г. генерал-порутчику Суворову, да и прежде того в ордере моем от 21 майя сложил я на благоучреждение старшего предводителя по предстоящим случаям и по надобности разделить свои части из обоих корпусов, уменьшая или прибавляя от одного к другому, как действия и самоположение для которой части того востребуют, вопрошаете еще меня о подчинении вам реченного генерала с его частью.
Можно ли вам при таких предписаниях и, знав обряд военной службы, считать его боле независимым от себя? Но к вящшему удостоверению я вам сообщаю тут копию моего ордера, посланного ему по поводу вашего рапорта от 31 майя, и ожидаю, что вы за сим свое право взять над младшим не упустите, а от сего обратимся наипаче к делу…
…Господин Суворов рапортовал, что он намерен напасть в Караче на стоящего там, по показанию пленных, с войском Осман Пашу. Если бы сие собылось, послужило бы, конечно, такое дело к умножению вящщему наших успехов и на облегчение достижения оных; но когда ваше превосходительство в соединенных силах пойдете к Шумле, то часть некоторую войск из резервного корпуса для наблюдения Силистрии не безнужно оставить, которая бы сообщалась и свое подкрепление иметь могла от двух полков пехоты и одного кавалерийского, которые я сей день предписал генерал-порутчику князю Репнину переправить за Дунай и расположить на сопротивном берегу при Гуробале, о чем он, я считаю, и сам вас уведомит, а между тем к достижению желаемых успехов и все полки, назначенные к операциям, переправятся у Гуробал…»
Суворову же Румянцев написал суровее:
«Рекомендую вам вследствие того, по повелениям и учреждениям г. генерал-порутчика Каменского точно поступать тем образом, как долженствует генерал, один другому подчиненный. Я ожидал быть уведомлену в сем рапорте вашем, датированном от 30 числа из Рисоваты, о перемене вторичной вашего предположения, по которому вы расположили свой марш, и что вы о неприятеле открыть уже могли, как при подобных отправлениях о сем, яко главном пункте, то есть ссылаясь на прежние известия, ежели сверх оных ничего не прибавилось бы, или же какие вновь об оном имеете, должно всегда уведомлять».
Старшинство Каменского всё же было чётко определено.
При соединении 8 июля у деревни Юшанлы дивизия Каменского состояла из двух гренадерских и одного егерского батальона, пяти пехотных полков, двух конных, одного гусарского и шести казачьих. Резервный корпус Суворова состоял из двух егерских батальонов, четырёх пехотных полков, одного гусарского, одного пикинерного, одного казачьего полка и двух тысяч запорожских казаков.
Корпус Суворова изначально численно превосходил дивизию Каменского (14 тысяч и 14 орудий против 10 850 при 23 орудиях). К тому же значительная часть дивизии Каменского не приняла участия в бою, отстав при переходах.
Итак, в Юшанлах войскам был дан отдых, а лёгкие кавалеристы из корпуса Суворова под командованием секунд-майоров Фёдора Козляинова и Василия Арцыбашева совершили разведку боем. Они столкнулись с турецким отрядом, завязался бой, о котором тут же было доложено Суворову. Генерал-поручик немедленно послал подкрепление — кавалерию, с приказом биться до подхода пехоты. Превосходящие силы турок потеснили русскую кавалерию. Отступление конницы затрудняло марш пехотных батальонов. Судьба сражения висела на волоске, следовало немедленно перехватывать у турок инициативу. Суворов знал, сколь важна в бою скорость, набрав которую, войско становится непобедимым.
Умение действовать быстро проявилось в тот день — 12 июня 1774 года — сполна. Сражение началось в полдень. Вскоре к месту сражения подоспели три батальона — два егерских и гренадерский. Суворов с марша построил их в боевом порядке: в центре — гренадеры подполковника X. И. Трейдена, на левом фланге — егеря подполковника И.Г. Река, на правом — егеря подполковника И.Е. Ферзена. Кавалерию Суворов отодвинул под прикрытие батальонов.
Турки попытались атаковать отступающую утомлённую боем кавалерию, но своевременный и точный огонь егерей Река остановил их. Русские пехотинцы отбили ещё две атаки, обратили турок в бегство. Тогда в атаку полетела кавалерия. Она преследовала и рубила отступавшего противника. В наступление пошла и пехота в четырёх каре: в первом — Суздальский и Севский полки под командованием бригадира Мачабелова, во втором — батальон Трейдена, в третьем и четвёртом — егеря Ферзена и Река. Батальон Река шёл во второй линии.
Войско приблизилось к турецкому лагерю, укреплённому на высоте у Козлуджей. Турки открыли пушечный и ружейный огонь; русская полковая артиллерия ответила незамедлительно. Изучив расположение турецких войск, Суворов совершил неожиданный манёвр: батальон Река из второго ряда был перемещён в первый, укрепив позицию между каре Трейдена и Ферзена. Турецкие атаки были отбиты шквальным трёхчасовым огнём. Когда же противник «приведён был в рассыпку», русские батальоны, при поддержке огня, начали организованную атаку. Новый бой окончательно обратил турок в бегство. В штыковой атаке равных русским не было. Преследовать турок была отправлена кавалерия, превосходно выученная Суворовым.
Но эндшпиль выдался непростой — он не был похож на недавнюю победную рубку под Гирсовом. Суворов писал:
«Уже турки всюду бежали; но еще дело кончено не было. За их лагерем усмотрел я высоту, которую одержать надлежало. Пошел я сквозь оной с подполковником Любимовым и его эскадронами, карей ж оной обходили и тем нечто замешкались; по занятию мною той высоты произошла с турецкой стороны вдруг на нас сильная стрельба из больших пушек, и, по продолжению, приметил я, что их немного, то приказал от себя майору Парфентьеву взять поспешнее и скорее три Суздальских роты, их отбить, что он с крайней быстротою марша и учинил; все наше войско расположилось на сих высотах, против наступающей ночи».
Восьмичасовое сражение продолжалось до двадцати часов. Турки сражались не слишком упорно, избегали рукопашных столкновений — и потому убитых оказалось сравнительно немного. В контратаках турки старались взять своё «числом». Безуспешно! Зато Суворов собрал богатые трофеи: знамёна, орудия, турецкий лагерь… Отмечалось, что среди трофеев были 23 «новые медные хорошие пушки». Такие отливались для турецкой армии усилиями французского барона Франсуа де Тотта.