Фельдмаршал Румянцев - читать онлайн книгу. Автор: Арсений Замостьянов cтр.№ 23

Терять армию в тысячах вёрст от России новоявленный фельдмаршал не желал: к тому же он понимал, что Берлин не встретит русских с кёнигсбергским радушием. Любой авантюризм Салтыков отметал решительно.

Запомним этот день: 1 августа 1759 года, Кунерсдорф. День ратной славы России, память о котором много значила для нашей армии во все времена. Летом 1941 года в журнале «Смена» появилась статья М. Фёдорова, завершавшаяся таким пассажем: «Сражение при Кунерсдорфе и взятие Берлина — исторический урок немцам. Пусть помнят об этом зазнавшиеся фашистские вояки! Наша доблестная Красная Армия, верная священным традициям русского оружия, разгромит фашистские банды!» Надо ли разъяснять политический контекст той публикации?! В самом начале Великой Отечественной войны историки и журналисты искали опору в нашем победном прошлом, и наиболее важными оказались победы над немцами, из которых в истории России самой яркой была кунерсдорфская, за которой последовало взятие Берлина. Не секрет, что Фридрих Великий был культовой фигурой для Третьего рейха. Гитлер, без преувеличений, поклонялся ему, видел в «хромом Фрице» олицетворение победительного германского гения. О том, что Фридрих не раз терпел поражения от русской армии, о том, что Россия едва не раздавила Пруссию после нескольких побед в генеральных сражениях и только смерть императрицы Елизаветы спасла великого пруссака, — Гитлер предпочитал не вспоминать. А его противники — советские пропагандисты — вспоминали об этом охотно.

Отметим, что и хлёсткий суворовский афоризм: «Русские прусских всегда бивали» — произрастает из Большого Шпица…

За победу при Кунерсдорфе Салтыков получил фельдмаршальский жезл — символ нежданного благодарного доверия императрицы Елизаветы. Первую заметную награду получил и Румянцев — орден Святого Александра Невского и две тысячи червонцев. Кроме того, всем участникам победоносной битвы вручили медаль, выбитую по этому случаю. На лицевой её стороне — профиль красавицы-императрицы, на оборотной — изображение воина и надпись: «Победителю над пруссаками». То было первое из подобных награждений.

Что же дальше? Напрашивался поход на Берлин — до столицы Фридриха рукой подать, а грозный король под Кунерсдорфом практически лишился армии. Думается, сам Фридрих с ужасом ожидал именно такого развития событий — но в этом случае он недооценил противоречия в стане союзников. В своей «Истории Семилетней войны» Фридрих прямо пишет, что если бы после Кунерсдорфа русские нанесли последний удар — с Пруссией было бы покончено.

Но австрийцев не устраивали решительные действия Салтыкова. Кроме истерзанных в бою 15 тысяч Лаудона, в армии Салтыкова не было австрийцев. С подмогой они тянули. Новоявленный русский фельдмаршал в душе проклинал союзников — как и Румянцев, не сомневавшийся в успехе марша на Берлин, который он уже числил в своих трофеях. А вести на Берлин кунерсдорфских героев без подкрепления Салтыков не решился — возможно, переоценивая силы и талант Фридриха. Ему даже пришлось попикироваться с австрийцами, которых он упрекал в желании победить грозного врага руками одних только русских. Салтыков требовал от австрийцев подвигов и жертв, подобных тем, что русские свершили и принесли при Кунерсдорфе.

Кунерсдорф — это первое генеральное сражение с Фридрихом, в котором союзники (при доминирующем участии русских) одержали несомненную победу. Видимо, в глубине души Салтыков посчитал свою миссию исполненной. Полководческого честолюбия ему не хватало, а боярскую гордость коробила мелочная расчётливость австрийцев. Особенно его раздражал генерал Даун, не помогавший ни продовольствием, ни боеприпасами. А Салтыков — несмотря на природную скромность, которую признавали все, — с австрийцами держался начальственно, не без надменности. Не за себя, за Отечество держал спину. Он никогда не забывал, что основные тяготы войны несёт русская армия, и требовал от союзников подчинения. После нескольких недель бесплодных споров фельдмаршал посчитал за благо отойти в сторону, ссылаясь на болезни, неудивительные в его возрасте.

В его биографии золотая глава на этом завершается… В январе 1762 года Петр III назначит его главнокомандующим, но военные действия против Пруссии закончатся, и в августе Салтыков отправится из армии в столицу. После своего восшествия на престол Екатерина II назначит его московским генерал-губернатором. На этой должности фельдмаршал прослужит несколько лет — вплоть до чумной эпидемии 1771-го. В дни эпидемии фельдмаршал дрогнет, растеряется, отбудет из Белокаменной в свою подмосковную усадьбу. Этот отъезд воспримут как малодушие — тем более что в отсутствие генерал-губернатора в городе начнётся бунт. Архиепископ Амвросий прикажет убрать чудотворную икону Боголюбской Богоматери от Варварских ворот Китай-города, где толпился народ. Святой отец был уверен, что скопление народа только усугубляет эпидемию. Разъярённая толпа разгромила сначала Чудов монастырь в Кремле, а затем — Донской монастырь, где скрывался архиепископ. Амвросия убили. Беспорядки пришлось подавлять военной силой, а зачинщиков ждали казни и каторга. В эти дни Салтыков не проявил себя вождём — и в ответ на холодность императрицы ушёл в вынужденную отставку. Через год после отставки, в декабре 1772-го, фельдмаршал Салтыков отдаст Богу душу в своём подмосковном имении — Марфине. Московский высший свет постарался побыстрее забыть отставника. Новый генерал-губернатор князь Михаил Волконский делал вид, что смерть Салтыкова не имеет к нему отношения… Верность командиру сохранил только генерал-аншеф П.И. Панин. Он в парадном облачении демонстративно вошёл в траурную комнату, поклонился, обнажил шпагу и командным голосом произнёс: «До тех пор буду стоять здесь на часах, пока не пришлют почётного караула для смены». После панинского демарша победителя Фридриха похоронили с подобающими воинскими почестями. Когда вести об этом дошли до императрицы — она встала на сторону Панина, а Волконского пожурила. О подвиге Панина быстро узнала вся неравнодушная Россия, его авторитет в армии возрос: у нас от века уважают защитников справедливости. Румянцев не мог участвовать в похоронах фельдмаршала. В это время он мог отблагодарить Салтыкова только добрым отношением к его единственному сыну — генералу Ивану Петровичу Салтыкову, который сражался под командованием Румянцева во всех основных сражениях Русско-турецкой войны. Ивана Салтыкова никто не считал скромником: он, пребывая в сиянии отцовской славы, с молодых лет был избалован наградами. Ивана Петровича произвели в генерал-аншефы почти одновременно со смертью отца. В те годы Румянцев (во многом — из уважения к отцу) относился к нему благожелательно, хотя видел просчёты генерала, его медлительность на поле боя… Младший Салтыков оставался несколько вальяжным даже в те дни войны, когда следовало действовать с ускоренной решительностью. Румянцев терпел этот недостаток, отмечая личную храбрость генерала, его грамотность в тактике. Но через 20 лет их отношения заметно испортятся. А Иван Салтыков, как и отец, устав от грома сражений, станет московским главнокомандующим и генерал-губернатором. Любопытно, что московским главнокомандующим (правда, без лавров генерал-губернатора) был и Семён Андреевич Салтыков — отец фельдмаршала. Словом, три поколения графов Салтыковых управляли Первопрестольной.

Но вернёмся во времена послекунерсдорфские. Русские блестяще провели кампанию 1759 года — пожалуй, даже при Петре Великом столь ярких побед наша армия не знала. Россия могла той же осенью победно завершить войну, диктуя Фридриху условия капитуляции из его собственной столицы. Тут уж хватило бы боеспособного корпуса тысяч в двадцать и нескольких казачьих отрядов вдобавок, для острастки. Дипломатия императрицы Елизаветы готова была действовать цепко, отстаивать интересы империи. Но… Старый Фриц получил передышку, спасся от позора и, проявив самообладание, сумел мало-помалу восстановить силы. В отчаянии он доходил до крайности, но быстро приходил в себя — и готов был к продолжению войны.