Что скрывает снег - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Михалева cтр.№ 28

О хозяевах своих, Вагнерах, поведала, кажется, все до каждого дня их жизни, начиная с того, как они на эту землю, сошедши с парохода, ступили. То, что сама не видала - с чужих слов знала, не умолчала.

Но они не верили, продолжали свое - и Павлина все говорила. И о том, кто окна в доме купца Перова побил, и кто денщика губернаторского в позатом году утопил, и как она сама мужа своего непутевого порешила, со случайным молодцом - а вовсе не деверем! - сговорившись. Эх, и сожалела потом, свечки за упокой ставила да добрым словом поминала, но назад-то не воротить. Даже о том, как прислуга-иноверка хвалилась, что купцово добро покрала, и то Павлина поведала.

- Ну, что у вас?

- Все бред несет, господин помощник. Мы тут уже совсем с ней умаялись. До чего же упрямая баба!

- Так что говорит-то?

- На господ Вагнеров, что и прежде, клевету наводит. Мол, господин инженер каждый день все новости вызнавал и записывал, что в городе происходит, а потом все бумаги куда-то переправлял. Как думаете, вправду или нет?

- Мы потом это проверим, Сомов. Еще что?

- Говорит, капитан до поры до времени ни с кем в городе близко не сходился и вечерами дома бывал и над бумагами сидел. Ну, это мы и без нее знаем. Однако потом, по ту осень, вдруг стали к нему каждый день разные люди ходить, а потом и он стал куда-то к ночи пропадать.

- Что за люди?

- Да ее послушать - выходит, что почти весь город.

- А именно?

- Отец Георгий, мол, часто стал захаживать.

- Это к Вагнеру-то? Вот в это ни за что не поверю.

- Ну и мы все о том же. Потом, говорит, осенью, вышла она по грибы с ребенком, пока господин инженер дома был, а воротилась - дверь настежь, а от хозяина всего-то и осталось, что разорванная рубаха.

- Опять лжет. Похитители его что, переодели? Стой, а про рубаху вы ей сказали?

- Никак нет! Сама начала.

- Подожди-ка. А это была та же рубаха, в которой она его и видела до ухода?

- Слышишь? Отвечай!

Павлина помотала головой.

- Все к тому, что это ты и порешила хозяина, каторжанка, а тело спрятала. Одна, либо тебе помогал кто - мы еще вызнаем. Так, а откуда речи про отъезд пошли?

- Они должны были ехать...

- К государю?

- Не ведаю... У Петерьбурху.

- Значит, ты его убила?

Павлина снова не согласилась.

- Сгинул он! Сгинул! Я и барыне про то сказала - та не поверила. Мол, убыл барын, как должон был, а мне всякое примерещилось.

- Чего же ты сразу в управу не пошла?

- Так как же? Барыня ж сказала, будто барын-от убыл. С чем мне было жалобиться? А как она в свой черед сгинула, я и надумала итить.

- Лжет, Сомов. Все лжет - от и до. Продолжай. Нет, погоди: а про госпожу Вагнер она что наболтала?

- Прямо и повторять неловко, господин Деникин...

- Чего уж там. Не стесняйся.

- Ну, треплет она, что поначалу они хорошо жили, ладно. Говорит, капитан писал на бумаге паскудные рифмы про городских и Наталье... то есть госпоже Вагнер, читал, и они, значит, вместе смеялись. Но потом меж ними кошка пробежала, и стали они браниться. Вагнерова в общество хотела, а сам не велел: дескать, нельзя им. Потом принялись и про деньжишки браниться... И Наталья ослушалась, по-своему стала делать: выходить начала одна, а потом и полюбовников заводить. Дескать, по ним и бегала ночами - вот такие вышли ее подруги.

- Что, нескольких?

- Мелет, что так. А потом, с осени, как капитан пропал, Наталья, говорит, и вовсе благопристойный облик потеряла. Верите, нет: говорит, деньги-то появились. Но, под конец, мол, остался у нее вроде как один.

Павлина с болью, не уступающей телесной, думала про светлоголового, большеглазого ребенка. Сиротина, одна, как перст, на всем свете, больше ни единой душе, кроме няньки, не нужная. Сгинула в зимнем лесу, где кишит невесть что. Дай волю - Павлина бы прямо тотчас же, как была, в рванье, без тулупа, бегом бы бросилась в самую чащу. Ни разу бы за дорогу не встала передохнуть. Но увы, бесы из плоти сильны и не пустят, пока не сгубят если не душу, то плоть.

- И кто это был? С кем госпожа Вагнер встречалась этой зимой? Говори! Говори же!

- Не-е. Усе. Не скажу.

- Гляди - вновь дерзит. Нагревай щипцы.

- Помру, поди. От упокойницы-от проку вам многонько.

- Думаю, она просто выдумала всю эту гнусную историю, Сомов. Передохните и начинайте заново, - велел главный бес.

- А ну живо говори, с кем она путалась, ежели не брешешь! А то как поднажмем - и впрямь помереть захочешь, - околоточный и впрямь устал от многочасового допроса.

- Все вам скажу, да токмо ежели Варюшку воротите! Либо помру, да так и не прознаете! - злобно выкрикнула Павлина.

***

Миллер до последнего не хотел идти к доктору. С присущей ему пошлой фамильярностью, тот принялся бы выпытывать, как архитектор сумел получить столь необычную травму. Многозначительного молчания доктор не понимал, а не слишком умелую ложь - по этой части архитектор умениями не блистал - распознал бы, но на достигнутом не остановился. Слишком долго доктор прожил в этих краях, и потому утратил малейшие представления о приличиях.

В итоге Черноконь, как паук, несомненно, накрепко оплел бы Миллера сетью слов и выжал из него признание. После чего оно бы не долго задержалось в лечебнице: зная абсолютно всякого в городе, доктор бы моментально растрезвонил секрет на всю округу. И Миллер, и, что куда важнее, Шурочка, оказались бы вмиг бесповоротно опозорены.

Однако, более дожидаться счастливого внезапного исцеления становилось совершенно точно нельзя. Воспаленная рука набухла, почти вдвое увеличившись в размерах, каждое движение с болью отдавалось в плечо - Шурочка же исчезла и неизвестно, что она сотворила со своей репутацией и без помощи архитектора...

Проводить хозяина вызвалась Маруся. Всю дорогу она суеверно сокрушалась о причинах городских напастей. Как выяснилось, нынче не служили воскресной службы оттого, что и отец Георгий пал жертвой убийц.

Признаться, тревога в некоторой степени передалась и самому Миллеру, чуждому подобного рода предрассудков.

Увы, стоило дойти до цели, как выяснилось, что душевные метания были напрасны. Лечебница оказалась закрыта, причем, что необычно, изнутри.

- Не мог же Черноконь уйти из своего дома сквозь слуховой ход, как и Шурочка... - вслух рассуждал архитектор.

Его спутница, прежде рассудительная девушка, снова помянула нечистую силу и перекрестилась.

- Нету доктора. Теперича, говорят, фельдшер в управе самых уж недужных принимает, - крикнули Миллеру с другой стороны дороги.