– По моему мнению, Германия и Россия продолжают оставаться смертельными врагами.
– Мы все тоже так думаем. Но тогда зачем же они подписали этот пакт?
– Для сиюминутной выгоды для обеих сторон. Сталину нужно время. Он хочет усилить Красную Армию, чтобы она могла одержать победу над Германией, если до того дойдет.
– А второй молодчик?
– Гитлер, несомненно, собирается что-то предпринять в отношении Польши. Немецкие газеты полны нелепых историй о том, как плохо поляки обращаются со своим германоговорящим населением. Гитлер не станет разжигать ненависть без определенной цели. И что бы он ни планировал, он не хочет, чтобы на пути у него встали Советы. Для того и пакт.
– Очень похоже считает и Халл. – Корделл Халл был государственным секретарем. – Но что будет дальше – он не знает. Позволит ли Сталин Гитлеру делать все, что он захочет?
– По моим предположениям, не пройдет и двух недель, как они поделят между собой Польшу.
– И что потом?
– Несколько часов назад англичане подписали с поляками новый договор, в котором обещают при нападении прийти им на помощь.
– Но что они могут сделать?
– Ничего, сэр. Британская армия, флот и военно-воздушные силы не обладают достаточной мощью, чтобы помешать Германии оккупировать Польшу.
– Гас, и что же, на ваш взгляд, делать нам?
Вуди понял, что сейчас отец получил шанс, которого ждал. На несколько минут он завладел вниманием президента. У него была редкая возможность сделать так, чтобы что-то произошло. Вуди незаметно скрестил пальцы на удачу.
Гас подался вперед.
– Мы же не хотим, чтобы нашим детям пришлось отправиться на войну, как нам. – У Рузвельта было четверо сыновей, лет двадцати – тридцати. До Вуди вдруг дошло, почему он оказался здесь: отец привел его на встречу, чтобы напомнить президенту о его собственных сыновьях. Гас тихо сказал: – Мы не можем снова посылать американских мальчиков на бойню в Европу. Миру нужны войска по поддержанию мира.
– Что вы имеете в виду? – не выражая своего отношения, спросил президент.
– Деятельность Лиги Наций была не столь неудачной, как многие думают. В двадцатые годы она решила пограничный конфликт между Финляндией и Швецией и еще один – между Турцией и Ираном, – Гас стал загибать пальцы. – Она помешала вторжению Греции и Югославии в Албанию и заставила Грецию вывести войска из Болгарии. А потом послала войска миротворцев, чтобы удержать Колумбию и Перу от кровопролития.
– Все это правда. Но в тридцатые…
– Лига оказалась недостаточно сильной, чтобы справиться с фашистской агрессией. Это неудивительно. Лига с самого начала была ослаблена, так как Конгресс отказался ратифицировать договор и США так в нее и не вошли. Нам нужен новый ее вариант, жизнеспособный, возглавляемый Америкой… – Гас помолчал. – Господин президент, еще рано отказываться от надежды на мир без войны.
Вуди боялся дышать. Рузвельт кивнул – но он всегда кивал, это Вуди знал. Редко случалось, чтобы он не соглашался открыто. Он ненавидел конфронтацию. Вуди слышал, как отец говорил, что с ним следовало быть начеку и не принимать его молчание за согласие. Вуди не смел взглянуть на отца, сидящего рядом, но ощущал напряжение.
Наконец президент сказал:
– Я думаю, вы правы.
Вуди пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться от радостного вопля. Президент согласился! Он посмотрел на отца. Обычно невозмутимый, Гас с трудом скрывал удивление. Какая быстрая победа.
Гас немедленно сделал следующий шаг, чтобы закрепить ее:
– В таком случае, может быть, мы с Корделлом Халлом составим черновой вариант проекта и вы его рассмотрите?
– Халл и так тянет большой воз. Поговорите с Уэллесом.
Самнер Уэллес был заместителем государственного секретаря. Он был честолюбив и заносчив, и Вуди понимал, что в первую очередь отец обратился бы не к нему. Но он давно дружил с семейством Рузвельтов, на венчании Рузвельта он был другом жениха.
Как бы там ни было, Гас не собирался устраивать спор на эту тему.
– Обязательно, – сказал он.
– Что-нибудь еще?
Это было недвусмысленное прощание. Гас встал, Вуди последовал его примеру.
– А как поживает миссис Рузвельт, ваша матушка, сэр? – спросил Гас. – Последнее, что я о ней слышал, – что она была во Франции.
– Слава богу, вчера ее корабль вышел в море.
– Я рад это слышать.
– Спасибо, что зашли, – сказал Рузвельт. – Я очень ценю вашу дружбу, Гас.
– Ничто не могло бы доставить мне большей радости, сэр, – сказал Гас. Он подошел к президенту пожать ему руку, и Вуди тоже.
Потом они вышли.
У Вуди была некоторая надежда, что Джоан окажется где-нибудь рядом, но ее не было.
Когда они выходили из здания, Гас сказал:
– Давай зайдем куда-нибудь отпраздновать это?
Вуди взглянул на часы. Было всего пять.
– Конечно, – сказал он.
Они пошли в «Олд Эббитс» на Ф-стрит возле пересечения с 15-й: витражи, зеленый бархат, медные лампы и охотничьи трофеи. Здесь было много конгрессменов, сенаторов и тех, кто составлял их окружение: помощников конгрессменов, парламентских корреспондентов и журналистов. Гас заказал для себя сухой мартини без льда с лимонной цедрой, а для Вуди – пиво. Вуди улыбнулся: может быть, он тоже выпил бы мартини. Хотя на самом деле – нет, для него по вкусу это было все равно что холодный джин, но ему было бы приятно, если бы его спросили. Однако он поднял свой бокал и сказал:
– Поздравляю! Ты добился, чего хотел!
– Того, что необходимо миру!
– Твои доводы были великолепны.
– Рузвельта вряд ли требовалось убеждать. Он либерал, но прагматик. Он знает, что добиться всего – невозможно, нужно вступать в те сражения, в которых можно победить. Для него приоритетным сейчас является его «Новый курс» – вернуть работу безработным. И он не будет делать ничего, что может помешать этой главной задаче. Если мой план пойдет вразрез с интересами его сторонников – Рузвельт откажется от него.
– Так значит, мы ничего еще не достигли…
Гас улыбнулся.
– Мы сделали важный первый шаг. Но действительно, мы ничего еще не достигли.
– Плохо, что он навязал тебе Уэллеса.
– Не так уж это плохо. С Самнером положение проекта будет надежнее. Он ближе к президенту, чем я. Но он непредсказуем. Он может взять дело в свои руки и направить совсем в другую сторону.
Вуди глянул в зал и увидел знакомое лицо.
– Знаешь, кто здесь? Я мог бы и догадаться…
Отец посмотрел в том же направлении, что и он.