Зима мира - читать онлайн книгу. Автор: Кен Фоллетт cтр.№ 259

В январе 1946 года она была уже на девятом месяце беременности. Как и большинство немцев, она терпела холод, голод и нужду. Когда ее беременность стала очевидной, ей пришлось уйти из больницы и пополнить миллионные ряды безработных. Нормы питания менялись каждые десять дней. Тем, у кого не было привилегий, полагалось 1500 калорий. И за это, конечно, еще надо было платить. Но даже для тех покупателей, у кого были и деньги и карточки, иногда просто не было никакой еды.

Одно время Карла подумывала, не обратиться ли к русским за какими-нибудь льготами, поскольку во время войны она шпионила для них. Но Генрих попробовал – и результат был устрашающий. В разведке Красной Армии решили, что он должен продолжать заниматься шпионской деятельностью для них, и предложили ему внедриться к американским военным. Когда он сказал, что предпочел бы не заниматься этим, они разозлились и стали грозить отправкой в концлагерь. Он выпутался, сказав, что не знает английского, а следовательно, пользы от него никакой. Но Карла получила ясное предупреждение и решила, что безопаснее всего – сидеть тихо.

Сегодня Карла и Мод были счастливы, потому что продали комод. Это была мебель в югендстиле из капового дерева светлого дуба, его купили родители Вальтера, когда поженились в 1889 году. Карла, Мод и Ада погрузили его на взятую взаймы ручную тележку.

Они все еще жили без мужчин в доме. Эрик и Вернер были среди миллионов немецких солдат, которые пропали без вести. Может быть, они погибли. Карла слышала от полковника Бека, что в боях на восточном фронте погибли почти три миллиона немцев и еще больше – в русском плену, от голода, холода и болезней. Но еще два миллиона были пока что живы и работали в лагерях Советского Союза. Некоторые вернулись: либо бежали из плена, либо были освобождены, оказавшись слишком больными, чтобы работать, и присоединились к тысячам беженцев, бредущим по Европе в надежде добраться домой. Карла и Мод писали письма и посылали их, надеясь на милость Красной Армии, но никакого ответа так и не было.

Перспектива возвращения Вернера приводила Карлу в смятение. Она по-прежнему его любила и отчаянно надеялась, что он жив и здоров, но встретиться с ним ей было страшно – теперь, когда она носит под сердцем ребенка человека, который ее изнасиловал. Хоть в этом не было ее вины, она все равно сгорала от стыда.

Три женщины толкали по городским улицам тележку. Ребекку оставили дома. Кошмарный пик красноармейских оргий с изнасилованиями и грабежами уже прошел, и Ребекке больше не приходилось жить на чердаке, но расхаживать по городу хорошенькой девочке было еще не безопасно.

По всей улице Унтер-ден-Линден, когда-то излюбленному месту прогулок немецкой элиты, теперь висели громадные портреты Ленина и Сталина. Большинство дорог в Берлине было уже расчищено, и через каждые несколько сотен метров лежали кучи обломков разрушенных зданий, готовые к повторному использованию – если немцы окажутся в состоянии отстроить свою страну. Многие акры жилья, часто целые кварталы, были уничтожены. Чтобы восстановить разрушенное, понадобятся годы. В руинах разлагались тысячи тел, и все лето в воздухе стоял ужасный сладковатый запах гниющей человеческой плоти. Сейчас он чувствовался только после дождя.

Между тем город поделили на четыре зоны: русскую, американскую, английскую и французскую. Многие из уцелевших зданий были заняты оккупационными войсками. Берлинцы же ютились где могли, часто находя убежище в непригодных для жизни уцелевших комнатах полуразрушенных домов. В городе восстановили водоснабжение, временами давали и электричество, но вот найти топливо, чтобы обогреть квартиру и приготовить еду, было трудно. Если бы комод был порублен на дрова, его ценность была бы ничуть не меньшей.

Они отвезли комод в Веддинг, во французскую зону, где продали славному парижскому полковнику за блок «Житан». Валюта оккупантов стала бесполезной – русские слишком много ее напечатали, – и все продавалось и покупалось за сигареты.

Они возвращались с победой, Мод и Ада везли пустую тележку, Карла шла рядом. От толкания тележки у нее болело все тело, но они разбогатели: целого блока сигарет хватит надолго.

Настала ночь, и температура упала до нуля. Их путь домой лежал в одном месте через английский сектор. Иногда Карла гадала: не согласились бы англичане помочь ее матери, узнав о ее бедственном положении? С другой стороны, Мод уже двадцать шесть лет была гражданкой Германии. Ее брат, граф Фицгерберт, был богат и влиятелен, но отказался ей помогать после ее брака с Вальтером фон Ульрихом, а он был человек упрямый; вряд ли его отношение к ней могло измениться.

Возле дома, занятого оккупационными властями, им встретилась небольшая толпа, человек тридцать-сорок, одетых в обноски. Остановившись узнать, на что все так смотрят, Мод, Ада и Карла увидели, что в доме проходит прием. В окна были хорошо видны ярко освещенные комнаты, смеющиеся мужчины и женщины с бокалами в руках и официанты, двигающиеся среди гостей с подносами еды. Карла посмотрела вокруг. Толпу с основном составляли женщины и дети – мужчин в Берлине, да и вообще в Германии, осталось немного, – и все жадно смотрели в окна, словно отверженные грешники перед закрытыми вратами рая. Это было жалкое зрелище.

– Это бессовестно! – сказала Мод и направилась к двери дома.

Путь ей преградил английский часовой со словами: «Нет, нет!» – должно быть, единственное, что он знал по-немецки.

– Мне необходимо видеть ваше начальство, – чопорно обратилась к нему Мод. Ее манера говорить по-английски, усвоенная с детства, выдавала представителя высшего класса.

Карла, как всегда, восхитилась маминым самообладанием и достоинством.

Часовой с сомнением посмотрел на мамино поношенное пальтишко, но, чуть помедлив, постучал в дверь. Она открылась, мелькнуло лицо.

– Господина офицера желает видеть английская дама, – сказал часовой.

Тут же дверь открылась снова, и выглянули уже двое. Должно быть, именно так рисовали карикатурных офицера британской армии и его жену: он в парадном кителе, она – в длинном платье и жемчугах.

– Добрый вечер, – сказала Мод. – Мне очень жаль, что пришлось побеспокоить вас во время приема.

Они потрясенно уставились на нее: никак не ожидали, что женщина в лохмотьях обратится к ним подобным образом.

– Я просто подумала, что вы должны увидеть, – продолжала Мод, – что вы творите с этими несчастными, стоящими у ваших окон.

Супруги посмотрели на толпу.

– Вы могли бы задернуть шторы, хотя бы из жалости! – сказала Мод.

После паузы женщина сказала:

– Ах, Джордж, дорогой, мы, кажется, поступили очень некрасиво?

– Возможно, но непреднамеренно, – буркнул мужчина.

– Может быть, нам следует вознаградить их, вынести им что-нибудь из еды?

– Да, – быстро сказала Мод, – это было бы и принесением извинений, и проявлением великодушия.

Офицер с сомнением посмотрел на жену. Наверняка раздача бутербродов голодающим немцам была бы нарушением каких-нибудь правил.