Кто-то попросил Ферми поставить на корзине свою подпись. Он выполнил просьбу, потом расписались и все остальные.
Техники закрыли мониторы. Все начали разбредаться. Грег остался, наблюдая. Через некоторое время он остался в галерее один с Ферми и Силардом. Он смотрел, как два великих интеллектуала пожали друг другу руки. Силард был большой, круглолицый; Ферми – хрупкий; и на миг Грегу явилось нелепое воспоминание о Лореле и Харди.
Но тут он услышал, как Силард заговорил.
– Друг мой, – сказал он, – я думаю, этот день войдет в историю как черный день человечества.
«Что, черт возьми, он хочет этим сказать?» – подумал Грег.
V
Грег хотел, чтобы его родители приняли Джорджи.
Это будет нелегко. Вне сомнения, им будет неприятно услышать, что у них есть внук, которого от них прятали шесть лет. Они могут рассердиться. Кроме того, они и на Джеки могут смотреть свысока. Читать морали у них нет никакого права, ведь и у них есть незаконнорожденный ребенок – он сам. Но люди нелогичны.
Он не был уверен, будет ли иметь значение, что Джорджи черный. Родители Грега спокойно относились к расовым вопросам и никогда не говорили плохо о «ниггерах» или «жидах», как некоторые другие из их поколения. Но узнав, что в семье есть негр, они могли изменить отношение.
Он думал, что труднее всего будет с отцом, и поэтому решил поговорить сначала с матерью.
На Рождество он получил небольшой отпуск и поехал к ней в Буффало. У Марги была большая квартира в лучшем здании в городе. В основном она жила одна, но у нее была кухарка, две горничные и шофер. Еще у нее был сейф, полный драгоценностей, и гардероб размером с гараж на две машины. Но мужа у нее не было.
Лев был в городе, но, по обыкновению, в канун Рождества выходил в свет с Ольгой. Официально он все еще был женат на ней, хотя уже много лет не проводил ночи в ее доме. Насколько Грегу было известно, Ольга и Лев ненавидели друг друга, но по какой-то причине раз в год встречались.
В этот вечер Грег с матерью обедали вместе в ее квартире. Чтобы доставить ей удовольствие, Грег надел смокинг. «Люблю, когда мои мужчины хорошо одеты», – часто говорила она. На обед у них был рыбный суп, жареная курица и с детства любимый Грегом персиковый пирог.
– Мама, у меня есть для тебя новость, – волнуясь, сказал он, когда служанка налила кофе. Он боялся, что мама рассердится. Ему было страшно не за себя, а за Джорджи. Неужели, думал он, это и значит быть родителем – волноваться за кого-то больше, чем за себя?
– Хорошая новость? – спросила она.
В последние годы она набрала вес, но все еще была очень красива в свои сорок шесть лет. Если в ее темных волосах и пробивалась седина, то парикмахер тщательно ее закрашивал. Сегодня вечером на ней было простое черное платье и короткое алмазное ожерелье.
– Очень хорошая, но, наверное, несколько неожиданная, так что, пожалуйста, держи себя в руках.
Она приподняла черные брови, но ничего не сказала.
Он сунул руку в карман смокинга и достал фотографию. На ней был Джорджи на красном велосипеде, с лентой на руле. У заднего колеса была еще пара колесиков для устойчивости, чтобы не упасть. У ребенка было восторженное выражение лица. Рядом с ним, опустившись на одно колено, с гордым видом стоял Грег.
Он дал матери фотографию.
Она с минуту задумчиво изучала ее. Потом сказала:
– Я полагаю, ты подарил этому малышу велосипед на Рождество.
– Верно.
Она посмотрела на него.
– Ты хочешь сказать, у тебя есть ребенок?
– Его зовут Джорджи.
– Ты женат?
– Нет.
Она отбросила фотографию.
– О господи! – яростно сказала она. – Что вы за люди такие, Пешковы!
– Не понимаю, о чем ты говоришь! – в отчаянии воскликнул он.
– Еще один незаконный ребенок! Еще одна женщина будет его воспитывать одна!
Он понял, что в Джеки она видела себя в юности.
– Мама, мне было пятнадцать лет…
– Почему нельзя, чтобы все было по-человечески? – обрушилась она на него. – Ради всего святого, что плохого, если ребенок родится в законном браке?
Грег опустил голову.
– Ничего…
Ему было стыдно. До этого момента он сам себе казался пассивным участником этой драмы, даже жертвой. Все, что произошло, сделали с ним отец и Джеки. Но его мать смотрела на это по-другому, и сейчас он понимал, что она права. Он не задумывался, когда спал с Джеки; он не расспрашивал ее, когда она беззаботно сказала, что о контрацепции беспокоиться не надо; и он не стал перечить отцу, когда Джеки ушла. Он был очень молод, это так; но если он был достаточно взрослый, чтобы с ней спать, то он был достаточно взрослый, чтобы принять ответственность за последствия.
Мать все еще бушевала.
– Ты что, не помнишь, как ты сам говорил: «А где папа?», «А почему он не ночует с нами?», «А почему нам нельзя пойти с ним домой к Дейзи?». А потом, когда ты подрос, какие драки ты устраивал, когда мальчишки тебя дразнили! А как ты злился, когда тебя не приняли в этот чертов яхт-клуб!
– Конечно, я помню.
Рукой в перстнях она ударила по столу так, что задрожали хрустальные бокалы.
– Так как же ты мог обречь другого ребенка на такие же мучения?
– Я узнал о его существовании всего два месяца назад. Отец угрожал его матери.
– Кто она?
– Ее зовут Джеки Джейкс. Она официантка.
Он достал другую фотокарточку.
– Симпатичная негритяночка, – со вздохом сказала мать. Она успокаивалась.
– Она надеялась стать актрисой, но, наверное, рассталась с этой мечтой, когда родился Джорджи.
– Да уж, ребенок погубит карьеру вернее, чем гонорея, – кивнула Марга.
Грег отметил: мать подтвердила, что актрисе для того, чтобы добиваться успеха, надо спать с нужными людьми. Ей-то откуда об этом знать? Хотя она же была певицей в ночном клубе, когда встретилась с его отцом…
По этой дорожке он идти не хотел.
– А ей ты что подарил на Рождество? – спросила мать.
– Медицинскую страховку.
– Хороший выбор. Лучше, чем плюшевого мишку.
Грег услышал шаги в прихожей. Отец вернулся. Грег торопливо сказал:
– Мама, ты встретишься с Джеки? Будешь относиться к Джорджи как к внуку?
Она прикрыла рот рукой.
– О боже, я – бабушка… – Она не знала, ужасает ее это или радует.
Грег наклонился к ней.
– Я так не хочу, чтобы отец его отверг… Ну пожалуйста!