Зима мира - читать онлайн книгу. Автор: Кен Фоллетт cтр.№ 162

Другая женщина, постарше первой, замотанная в вонючее одеяло, открыла багажник автомобиля.

– Вы только гляньте на все это! – сказала она. Багажник был битком забит кожаными чемоданами. Она вытащила один и дернула застежки. Крышка открылась, и содержимое выпало на землю: кружевное белье, льняные нижние юбки и ночные сорочки, шелковые чулки и лифчики – все явно сделанное на Западе, и красивее всего, что могла обычная русская женщина увидеть, не то что купить. Вещи из тончайшей ткани упали в вонючую жижу и прилипли, как лепестки к коровьей лепешке.

Кто-то из женщин начал их подбирать. Другие хватали следующие чемоданы. Бобров бросился к багажнику и стал отталкивать женщин. Володя подумал, что дело принимает очень паршивый оборот. У Боброва наверняка есть оружие, и в любую минуту он может пустить его в ход. Но тут женщина в одеяле подняла лопату и сильно ударила Боброва по голове. Женщина, которая могла рыть лопатой траншею, была не слабого десятка, и удар прозвучал ужасно громко. Генерал упал на землю, и женщина ударила его ногой.

Из машины выбралась молодая любовница генерала.

Женщина в кепке крикнула:

– Идешь помогать нам копать?

Остальные засмеялись.

Подружка генерала – на вид ей было лет тридцать, – опустив голову, пошла назад по дороге – туда, откуда приехала машина. Женщина в кепке толкнула ее, но она метнулась между «ежами» и побежала. Женщина бросилась за ней. Любовница генерала была в замшевых туфлях цвета загара, на высоком каблуке, она поскользнулась на мокрых камнях и упала. С ее головы слетела меховая шапка, но, с трудом поднявшись на ноги, девица снова побежала. Женщина в кепке схватила шапку и не стала преследовать беглянку.

Все чемоданы уже лежали открытые вокруг брошенной машины. Женщины вытаскивали с заднего сиденья коробки и переворачивали вверх дном, вываливая содержимое на дорогу. Сыпались ложки и вилки, бились чайные сервизы, звенел хрусталь. По черной жиже возили вышитые простыни и белые полотенца. Около дюжины пар красивых женских туфель лежали разбросанные на дороге.

Бобров поднялся на колени и попытался встать. Женщина в одеяле снова ударила его лопатой. Она расстегнула его пальто из тонкой шерсти и стала стягивать с него. Бобров сопротивлялся. Она пришла в ярость и снова ударила его лопатой, потом еще и еще – пока он не затих. Вся его белая стриженая голова была в крови. Женщина бросила свое одеяло и надела пальто Боброва.

Володя подошел к неподвижному телу. Глаза смотрели безжизненно. Володя опустился на колени, послушал дыхание, сердцебиение, пульс – ничего не было. Бобров был мертв.

– Никакой пощады трусам, – сказал Володя, но глаза Боброву закрыл.

Несколько женщин отвязали пианино. Инструмент пополз с крыши автомобиля и рухнул на землю с нестройным звоном. Женщины, ликуя, стали крушить его кирками и лопатами. Другие ссорились над рассыпанным добром, выхватывали из грязи столовое серебро, вязали в узлы простыни, рвали друг у дружки кружевное белье. Тут и там начинались драки. Мимо Зоиной головы, едва не задев, пролетел фарфоровый чайник.

Володя поспешил вернуться к ней.

– Это переходит в серьезные беспорядки, – сказал он. – У меня армейская машина с шофером. Я вас отсюда вывезу.

Она задумалась лишь на секунду.

– Спасибо, – ответила она, и они бросились к машине, вскочили в нее и поехали прочь.

II

Когда немецкие войска вошли на территорию Советского Союза, вера Эрика фон Ульриха в фюрера окрепла. По мере продвижения по просторам России немецких армий, сметающих на своем пути войска Красной армии, как солому, Эрик все больше восторгался стратегической гениальностью вождя, которому он клялся в верности.

Не то чтобы это было легко. В дождливом октябре сельские дороги превратились в грязевые ванны. Это называлось «распутица», время без дорог. Санитарный фургон Эрика с трудом пробирался по сплошному болоту. Перед машиной нарастала волна грязи, все больше замедляя ее ход, и в конце концов ему и Герману приходилось выходить и убирать ее лопатами, чтобы машина могла двигаться дальше. Таким образом двигалась вся немецкая армия, и к Москве они шли уже не стремительным рывком, а ползком. Что еще хуже, заболоченность дорог означала, что грузовикам с припасами за армией не угнаться. Не хватало боеприпасов, топлива и продовольствия, а в медсанчасти Эрика было угрожающе мало лекарств и другого необходимого.

Поэтому, когда в начале ноября ударили морозы, Эрик сначала обрадовался. Казалось, пришло спасение: дороги снова стали твердыми, и санитарный фургон снова мог ехать с нормальной скоростью. Но Эрик дрожал от холода в своей летней форме и хлопковом белье – зимняя форма еще не прибыла из Германии. Как и зимнее масло для мотора его фургона – и всех армейских грузовиков, танков и артиллерии. Чтобы можно было продолжать путь, Эрик ночью каждые два часа вставал, чтобы запустить на пять минут мотор – только так можно было спасти топливо от загустения, а смазочно-охлаждающую жидкость – от полного замерзания. И кроме того, он каждое утро предусмотрительно разводил огонь под машиной за час до того, как приходилось трогаться с места.

Сотни машин уже поломались, и их пришлось бросить. У немецких самолетов, всю ночь простоявших на открытых аэродромах, замерзало топливо, и они не могли взлететь, так что прикрытие войск с воздуха просто исчезло.

Несмотря на все это, русские отступали. Они ожесточенно сражались, но их все время теснили назад. Медсанчасть Эрика все время останавливалась, чтобы очистить путь от трупов русских, и груды мерзлых тел высились по краям дороги леденящими душу парапетами. Безжалостно, неумолимо немецкая армия приближалась к Москве.

Эрик был уверен, что скоро увидит, как по Красной площади величественно поедут немецкие танки, а над башнями Кремля торжествующе взовьются знамена со свастикой.

Но пока температура воздуха была минус десять по Цельсию и опускалась все ниже.

Полевой госпиталь Эрика расположился в маленьком городке возле замерзшей реки, в еловом лесу. Как назывался город, Эрик не знал. Русские часто разрушали все, отходя, но этот город остался более-менее целым. Здесь была современная больница, сразу захваченная немцами. Доктор Вайсс без объяснения велел местным врачам отправить своих пациентов по домам вне зависимости от состояния.

И сейчас Эрик осматривал обмороженного больного – мальчишку лет восемнадцати. Кожа его лица была желтоватого воскового оттенка и твердой на ощупь. Когда Эрик с Германом срезали тоненькую летнюю форму, то увидели, что руки и ноги покрыты темно-красными волдырями. Растрескавшиеся и порванные сапоги были набиты газетами – мальчик отчаянно пытался защититься от холода. Когда Эрик снял их, то почувствовал характерный запах гниения: гангрена.

И все же он думал, что, возможно, мальчишку еще удастся спасти от ампутации.

Они знали, что делать. Им чаще приходилось иметь дело с обморожениями, чем с ранами.

Он наполнил ванну, и они с Германом Брауном опустили больного в теплую воду.