Наклонив «ньюпор» почти вертикально, я начал планировать, следя за высотой, чтобы иметь запас на случай неудачи. Примерно на высоте 600 метров начал выравнивать самолет и, когда он начал переходить горизонт, открыл бензин. Мотор очень хорошо заработал, самолет полез в небо и начал ложиться на спину… Одно мгновение мне показалось, что я слишком долго не вижу земли, но… чуть больше потянув за ручку, я увидел землю… Закрыв бензин снова и выровняв самолет, я начал планировать к ангарам.
Во время этого десятисекундного полета я чувствовал себя так же, как при горизонтальном полете с креном градусов 70–80, то есть ощущал телом поворот машины, как, например, лежа в поезде, чувствуешь телом поворот поезда. Сидя несколько мгновений вниз головой, я не чувствовал прилива крови…»
Это рассказ испытателя, ученого-экспериментатора, знающего, что за ним пойдут другие и этим другим нужно передать умение, уверенность — проложить дорогу.
В рассказе впервые проскользнула правда о не очень крепком здоровье Петра Николаевича: «Я очень малокровный, стоит мне немного поработать в кабине «ньюпора», и от прилива крови — сильное головокружение…»
На беду, газетчики опубликовали эту фразу и сделали тайное явным. Но — спасибо им! Зная об этом, еще большее преклонение испытываешь перед человеком, который, несмотря на физическое недомогание, превозмогал себя силой воли и выбрал профессию, где превозмогать приходилось постоянно, ежедневно. Не смог этого только однажды — при таране… Но при «петле» малокровие не помешало — она вышла в небе красивой, четкой — полный круг, как по циркулю. Первенство в рождении высшего пилотажа осталось за Россией.
Но боже, какой разноречивой была оценка этого поворотного момента в развитии мировой авиации!
Полковник Найденов писал в журнале: «Полет поручика Нестерова обнаружил отвагу, но в нем больше преобладает акробатизм, чем здравый смысл… Он был на волосок от смерти и с этой стороны заслуживает порицания и наказания… мне лично кажется справедливым, если Нестерова поблагодарят за смелость и посадят под арест на 30 суток».
Директор французской фирмы «Ньюпор» вместо благодарности за рекламу своего самолета, выдержавшего жестокие испытания «мертвой петлей», недовольно сообщил прессе: «Проблемы устойчивости «мертвая петля» не решает… Эта самая существенная задача авиации будет решена лишь с изобретением самолета, который нельзя будет повернуть в воздухе ни по воле ветра, ни по воле летчика… Не надо искушать самолюбия или честолюбия тех, кто не обладает всеми талантами Нестерова…»
«Кто не обладает…» — эта шпилька заставила смельчака авиатора Пегу тут же, изучив петлю Нестерова, совершить похожую. «Циркач, трюкач, русский Пегу», — называли Нестерова в прессе. В ответ — твердое и решительное слово Нестерова в «Санкт-Петербургской газете»: «В некоторых газетах появилась обидная заметка: «Он рисковал собой и аппаратом без разрешения начальства!» На это я должен заметить, что я не зеленый юноша, служу офицером восьмой год. Имею жену, двух детишек и мать, которой по возможности помогаю. Следовательно, рисковать собой для получения кличек вроде «русский Пегу» и т. п. мне не приходится». Далее Нестеров объясняет разницу между своим полетом и полетом Пегу: «Меня в полете центробежная сила прижимала к сиденью, и аппарат упирался вверх о воздух. Пегу центробежная сила выбрасывала из аппарата, а самый аппарат упирался вниз обратной стороной крыльев: бензин у него вытекал, и мотор не мог работать».
«В общем, все это доказывает, что аэроплан сделал обыкновенный поворот, только в вертикальной оси» — этот вывод Нестерова очень пришелся по душе отцу авиации Н. Е. Жуковскому. Изучив петлю Нестерова, он стал рассказывать о ней в докладах, на лекциях, потому что «значение этих полетов важно тем, что делает летчика, их изучившего, полным хозяином движения аэроплана в воздухе!».
Киевское общество воздухоплавания награждает Нестерова Золотой медалью за «мертвую петлю», а он стесняется ее принять и объясняет это в письме жене тем, что «ведь такой медалью награжден великий Жуковский!».
На вопрос: «Почему вы решились на рискованный шаг?» — Нестеров ответил: «Меньше всего я думал о себе: все мои мысли были о судьбе отечественной авиации. Я счастлив, что сделал полезное для России дело. Очень прошу сообщить об этом в газетах скромно и не создавать ненужного шуму».
Но тщетно предупреждать об этом газетчиков — шума было много. Прокатился он по всему миру. В Москву вскоре приехал авиатор-спортсмен Селестин-Адольф Пегу. Вечером 14 мая 1914 года он выступал в Политехническом музее в Москве после доклада Жуковского об успехах авиации.
Во время рассказа Пегу кто-то из зала передал записку, что знаменитый Нестеров находится в зале, сидит в первом ряду.
Экспансивный француз сбежал с трибуны, под гром рукоплесканий втащил Петра Николаевича на сцену и, указывая на Нестерова, произнес исторические слова: «Я считаю недостойным для себя выступать с докладом о «мертвой петле» в то время, когда здесь присутствует ее автор…»
Так встретились два знаменитых летчика, отвага которых была равна благородству их душ. После полетов Пегу в России, из которых ни единого не пропустил Нестеров, они долго горячо обсуждали каждый «трюк» — как выражался Пегу, «каждый маневр» — как называл эти «трюки» Нестеров. После отъезда Пегу Нестеров сделал обстоятельный доклад в Московском обществе воздухоплавания для любителей авиации и пилотов: «Знакомство с управлением аппаратами и взгляд на причину катастроф».
«Летая таким образом, всегда можно уничтожить неприятельский самолет. Вот в чем значение «мертвой петли», — говорил Нестеров. — Я свободно могу подлетать к любому самолету на расстояние двадцати метров и описывать вокруг него всякие пируэты, а это крайне важно для военных целей…» Вот с какого момента можно отсчитывать зарождение истребительной авиации. Два месяца оставалось до Первой мировой войны, и хотя самих самолетов в германской, французской и русской армиях было немало, но безоружные, пилотируемые летчиками, боявшимися крена, они не представляли опасности для войск, тем более что небольшая высота полета позволяла сбивать их с земли. Штабисты отводили им в военных действиях скромные роли разведчиков да корректировщиков артиллерийской стрельбы. Вторую — по предложению Нестерова, который в 1913 году на правах командира отряда испытал шесть способов целеуказания с самолета: четыре способа корректировки стрельбы и два — наводки орудий по летящим самолетам. Провел он и первые в мире опыты связи — флагами, звуковыми сигналами, включением-выключением мотора. Артиллеристы были особенно довольны: авиация показала, что может быть не только «ушами и глазами», но и «биноклем и телефоном» армии.
Так что же, самолет — лишь военное оружие? Эта мысль военных чинов опять встретилась с противодействием Нестерова: «Нет, самолеты прежде всего — средство передвижения и перевозки грузов!» Как, люди и грузы на этих хлипких этажерках?! Да далеко ли они улетят?!
Нестеров решил доказать, что далеко. Еще 10 августа 1913 года он, объяснив, что хочет подготовить летчиков своего отряда к предстоящим маневрам, группой в три самолета совершил перелет Киев — Остер — Нежин — Киев протяженностью 320 километров. На борт Нестеров взял кинооператора, просив его снимать землю сверху. Этот фильм, демонстрировавшийся в киевском кинотеатре, впервые показал людям землю с птичьего полета — реки Днепр, Десну, города Киев, Остер, Нежин… А в штаб пошла докладная записка поручика Нестерова о пользе аэрофотосъемки, при которой легко получить карту позиций и передвижений противника.