Настаивая на немедленном воссоединении, члены комиссии не учитывал и многого. Во-первых, присоединение Бухары и Хивы стало бы нарушением договора с Афганистаном, подписанным 28 февраля 1921 года. Точнее – статьи 8-й, гарантировавшей независимость двух среднеазиатских государств, «какая бы форма правления там не существовала».118 Но Иоффе обосновывал своё особое мнение не только этим. Только что вернувшийся из Туркестана, он правильно оценил угрозу вспыхнувшего в Фергане и Восточной Бухаре мятежа, поднятого бежавшим из Турции генералом Энвер-пашой. Небезосновательно предполагал, что фактическая аннексия среднеазиатских республик позволит Кабулу на вполне законных основаниях вмешаться в события и поддержать силой мятежников.
Во-вторых, члены комиссии, недавние кабинетные теоретики, только начавшие постигать на практике азы управления государством, не приняли во внимание и особое положение ДВР. Созданной только для того, чтобы предотвратить прямое столкновение Красной Армии с японскими войсками, продолжавшими оккупировать весь Дальний Восток. Потому скоропалительное предложение, осуществись оно, легко могло привести к боевым действиям за Байкалом. Новой войне – именно тогда, когда ещё не удалось справиться с начавшимся в январе про-финским восстанием в Карелии, когда мятеж Энвер-паши грозил перекинуться на советский Туркестан.
В-третьих, никто в комиссии, так жаждавшей восстановления единства страны, не обратил должного внимания и на иное. На имевшееся у руководителей советских республик, уже вкусивших неограниченной власти, стремление сохранить её как можно дольше.
Все эти, слишком значимые, факторы не учли не только члены комиссии, что можно было объяснить их неопытностью. Не придал им значения и такой опытный политик, как Чичерин, по сути, и направлявший их на принятие только такого решения. Чичерин, упорствовавший в своих устремлениях и потому передавший 10 января, надеясь на поддержку ПБ, две записки на имя секретаря ЦК Молотова.
В первой, весьма пространной, нарком подчёркивал: комиссией «выдвинут чрезвычайно важный вопрос о включении братских республик в РСФСР к моменту конференции. Момент достаточно благоприятен для проведения этой очень крупной меры без серьёзных международных осложнений. На конференции следует поставить державы перед свершившимся фактом». А далее пояснял необходимость столь радикальных и немедленных действий. «Если мы, – указывал Чичерин, – на конференции заключим договоры как девять параллельных государств / нарком исходил из маловероятной, но всё же имевшейся возможности приглашения всех советских республик – Ю.Ж./, это положение дел будет надолго закреплено, и из этой путаницы возникнут многочисленные затруднения для нас в наш их сношениях с Западом».119
И тут же, видимо, заново продумав свой замысел, направил Молотову вторую записку. Несколько иного содержания, учитывавшую неизбежность того, что Ленин в Геную наверняка не поедет:
«На конференции должна быть представлена Украина, и мы будем иметь возможность указывать на присутствие премьера в лице т. Раковского. Ввиду тесной близости России и Украины украинский премьер Раковский будет по своему рангу в нашей делегации соответствовать антантовским премьерам…
В таком случае необходимо будет председателем соединённой советской делегации назначить т. Раковского. Как премьер, соответствующий по рангу западным премьерам, он не может быть подчинён наркому. Политически его назначение председателем было бы чрезвычайно целесообразно.120
Предлагая два альтернативных варианта возможного решения, Чичерин напрочь забыл о совершенно иной по смыслу своей записке, которую направил в ЦК всего за два месяца перед тем.
«Наркоминдел, – писал он 6 декабря 1921 года, – указывает ещё раз на крайнюю важность в срочном порядке урегулировать межправовые отношения между РСФСР и УССР. После признания Рижским договором независимости Украины, эти отношения должны иметь форму союза государств, а не союзного государства, и должны быть урегулированы договорами, подобно нашим отношениям с Азербайджаном. Господствующая теперь путаница, как в целом, так и в отношении отдельных комиссариатов, между Россией и Украиной должна быть немедленно устранена. Разрешение этого вопроса представляется крайне срочным в связи с выборами делегатов на наш съезд советов, происходящими на Украине. Только в случае договорного зафиксирования наших отношений можно будет объяснить полякам и вообще другим государствам, что такие выборы не противоречат интересам независимости Украины.
Предлагаем поэтому, чтобы ЦК поручил Наркоминделу войти в сношения как с Президиумом ВЦИК, так и заинтересованными комиссариатами на предмет заключения ряда договоров между Россией и Украиной для фактического закрепления существующих в настоящее время между ними отношений на основе юридической конструкции союза двух независимых государств».121
Итак, всего за тридцать пять дней Чичерин (как нарком и просто член партии) предложил ЦК на выбор три варианта дальнейшего существования не только РСФСР, но и других советских республик. Первый – союз государств. Второй – включение всех без исключения советских республик и ДВР в состав РСФСР, то есть их автономизация. Третий – ничего не трогать, ничего не делать.
Видимо, поэтому Молотов не стал торопиться выносить на обсуждение членов ПБ два последних предложения Чичерина. Решил для начала «согласовать вопрос» со Сталиным. Ну, а тот как можно предположить с почти полной уверенностью, посоветовал Чичерину подготовить четвёртый вариант решения. Такой, который предусматривал бы только необходимое сегодня, притом – бесспорное. О собственно подготовке работы будущей делегации и лишь в связи с тем – её чисто предварительный состав.
Чичерин не стал противиться, поступил так, как рекомендовал Сталин. Предложил включить в состав делегации представителей не только одной Советской России (как предлагал Верховный Совет Антанты), а трёх республик, которым следовало на конференции выступать солидарно. От РСФСР – дипломатов Г.В. Чичерина, М.М. Литвинова, Н.Н. Крестинского, полпреда в Италии В.В. Воровского, А.А. Иоффе, а также выразителей интересов победившего пролетариата, членов Исполкома ВЦСПС Т.В. Сапронова и А.Г. Шляпникова. От УССР – председателя СНК и наркома иностранных дел Х.Г. Раковского. От Закавказья, которое к открытию конференции должно было стать федерацией – председателя СНК Азербайджана Н. Нариманова.
Такое предложение (весьма далёкое от каких бы то ни было бурных потрясений), внесённое Чичериным, Политбюро утвердило 12 января.122 Однако всего день спустя ему пришлось рассматривать записку на всё ту же тему, только на этот раз подписанную… Сталиным. В ней Иосиф Виссарионович безоговорочно поддерживал мнение о необходимости направить на конференцию в Италию только одну (а не девять) делегацию. Но мотивировал он это не как Чичерин – международными проблемами, а чисто внутренними.
«На конференции, – соглашался Сталин с доводами членов комиссии и повторял их – впервые придётся столкнуться с вопросом о границах РСФСР и с юридическими отношениями между независимыми республиками и РСФСР. Несомненно, что наши противники постараются вскрыть при этом всю неопределённость и противоречивость в этих взаимоотношениях, найдут щели и попытаются сделать невозможным единство дипломатического фронта между РСФСР и независимыми республиками, обойдут вопрос о ДВР (как обходят они вопрос о приглашении Японии), представив её население Японии и не считая её связанной с РСФСР».123