Барон Унгерн - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Жуков cтр.№ 60

Мировую историю Флоренский рассматривает в ключе, весьма схожем с идеями Унгерна о «плюсах и минусах»: история видится Флоренскому полем битвы двух космических начал — Логоса и Хаоса, или Христа и Антихриста. В число врагов культуры, врагов рода человеческого, противников добра и пособников Антихриста отец Павел включает тех, кто выступает против божественного порядка мироустройства и его земного гаранта — царя, тех, кто проповедует всеобщее равенство и ставит его на место послушания и милости Божией. Флоренский мечтает об идеальном государстве, которым бы управляла личность, благословенная Богом, — «творец культуры», как бы она ни называлась: «диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем…» Нет, не зря Павел Александрович Флоренский получил от H.A. Бердяева прозвище «утонченного реакционера». Очевидно, что любовь Унгерна к монголам была весьма умозрительной — она хорошо вписывалась в парадигму противостояния «плюсов и минусов». И в данном случае совершенно справедливым представляется нам замечание Леонида Юзефовича о том, что «любовь Унгерна к монголам предопределила традиционную в системах такого рода ненависть к евреям… Первые несли в себе божественное начало, вторые — дьявольское. Одни были воплощением всех традиционных добродетелей прошлого, другие — всех пороков современности. Монголы были прирожденными мистиками, как и сам Унгерн, евреи — крайними рационалистами, и в этом качестве олицетворяли собой все, что было ему ненавистно в прогнившей цивилизации XX века».

Вообще, русская трагедия, начавшаяся Февральской революцией 1917 года и продолжившаяся октябрьским переворотом и Гражданской войной, не могла уже осмысливаться в привычных материалистических категориях. Апокалиптические и эсхатологические мотивы начинают звучать в творчестве многих русских прозаиков и поэтов. Только с помощью вечных библейских образов, кажется, можно понять происходящее. Еще в 1915 году, предчувствуя грядущие страшные потрясения, к образу Архистратига Михаила обращается замечательный русский художник В. М. Васнецов. На одной из его картин Архангел Михаил, стоящий во главе Сил Господних, поражает светоносным копьем самого князя тьмы, одетого в ярко-красный хитон цвета революционного флага и распростертого над древней русской столицей…

В 1924 году, спустя три года после гибели барона Унгерна, Михаил Кузмин, один из самых «эстетствующих» русских поэтов Серебряного века и одновременно глубокий знаток Священного Писания, создает, наверное, свое лучшее, исполненное высокого трагизма произведение — чрезвычайно «унгерновское» по своему духу стихотворение «Не губернаторша сидела с офицером…». В этом стихотворении, построенном как беседа Богородицы с Михаилом Архангелом, владычица небесная так говорит Архистратигу Михаилу об обитателях Советской России, смирившихся с безбожной властью большевиков: «Прожить нельзя без веры и надежды И без Царя, ниспосланного Богом. Я женщина. Жалею и злодея. Но этих за людей я не считаю. Ведь сами от себя они отверглись И от души бессмертной отказались. Тебе предам их. Действуй справедливо. Умолкла, от шитья не отрываясь. Но слезы не блеснули на ресницах. И сумрачно стоял Михал-Архангел, А на броне пожаром солнце рдело…» В системе эсхатологической мифологии барона Унгерна Архангел Михаил занимал крайне важное место. Мы помним, что на знамени дивизии Унгерна была начертана монограмма «М.II», обычно соотносимая с братом Николая II — Великим князем Михаилом Александровичем. В знаменитом Приказе № 15 приводился отрывок из книги Св. Пророка Даниила: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа Твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени, но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге…» Безусловно, сам библейский «Михаил» сопоставлялся Унгерном не только (и даже не столько) с великим князем Михаилом Александровичем, как с его небесным покровителем — грозным Архангелом Михаилом (которому, между прочим, сочинил канон царь Иоанн Васильевич Грозный), который в преддверии Божьего суда наказывает нечестивцев и грешников, тем самым содействуя их спасению в Вечности: «Смертию нас назирает, и от суеты мира избавляет, и на суд праведни ко Христу представляет, и от вечных мук избавляет…» Исследовавшая культ архангела Михаила О. А. Добиаш-Рождественская писала: «Он (архангел Михаил. — А. Ж.) почти на границе добра и зла. Борясь за добро, он часто бывает яростен; иногда бесцельно жесток. Он карает, убивает, сечет розгами, уносит смерчем, ударяет молнией…» Для мистически настроенного барона Унгерна библейские образы не были отвлеченным знанием: звезды действительно должны падать с небес, и саранча действительно будет величиной с коня, и Архангел Михаил с огненным мечом действительно придет покарать отступников и служителем зла…

Поэт Алексей Широпаев имел все основания сказать, что «Унгерн — единственный из белых вождей, кого можно представить скачущим в составе опричных сотен». «Опричные казни превращались в своеобразное русское чистилище перед Страшным судом», — пишет тонкий исследователь эпохи Грозного историк А. Юрганов. «Белый террор» Унгерна — также своеобразное чистилище, через которое должна пройти Россия, дабы смыть с себя скверну большевизма и обрести утраченный «золотой век».

Сможет ли наш современник, живущий в век торжества политкорректности и «общечеловеческих ценностей», в век новых надежд на победу «цивилизации и прогресса», попытаться понять мысли и идеи барона Унгерна? Поддается ли феномен барона Унгерна вообще адекватному описанию, или для нас он является своего рода «областью молчания», недоступной пониманию современного человека? Давайте прислушаемся к словам современного русского философа о. Романа Бычкова, высказанным им в книге, носящей символическое название — «Воля к средневековью»: «Современность же возросла на отрицании всего того, на чем устроялось Средневековье, — Царство Божие заменив царством человеческим, органичность Средневековья — своей раздробленностью, объективность Средневековья — своей субъективностью, конкретику Средневековья — своей отвлеченностью, самособранность Средневековья — своей поверхностностью. В нашем понимании Средневековье и современность — суть два взаимоисключающих образа Бытия, две антагонистические системы, между которыми невозможно никакое «мирное существование». Или одно — или другое». В этих довольно горьких, но совершенно справедливых словах вполне объясняется причина того, почему барон Унгерн выглядел «безумцем» и «сумасшедшим бароном» даже среди своих сотоварищей по белой борьбе, а наше зрение, напрочь искалеченное современным миром, видит в рыцаре Белой идеи «маньяка-убийцу» и «патологическую личность».

… С середины осени 1919 года военная ситуация в Сибири и Забайкалье неуклонно изменялась в пользу красных. Поспешно был оставлен Омск — столица Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака. Потеря Омска оказалась не просто военным поражением, но также и огромным моральным ударом по всему Белому движению. Люди, отдававшие борьбе с большевиками все свои силы, внезапно лишились какого-то стержня, каркаса, на котором выстраивалась убежденность в неминуемой победе. Известия с юга России только укрепляли всеобщий пессимизм — армии генерала Деникина, уверенно приближавшиеся к Москве, исчерпав все свои силы, покатились назад, под контрударами красных. Под влиянием военных поражений стала стремительно ухудшаться политическая ситуация непосредственно внутри Белого движения. Потеря Омска белой армией полностью развалила всю структуру всероссийской власти. Сам Колчак, его правительство, Ставка не могли полностью контролировать оперативную обстановку, а вскоре вообще утратили возможность как-либо влиять на нее: Верховный правитель России оказался, в полном смысле слова, заложником так называемых союзников, — французов и чехов, решавших исключительно свои задачи, не имевшие ничего общего с задачами белых армий и объективно способствовавших своими действиями большевикам.