Барон Унгерн - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Жуков cтр.№ 44

06 этом предупреждал и оказавшийся в эмиграции святитель Феофан (Быстров), епископ Полтавский, бывший одно время духовником царской семьи. Говоря о «тепло-хладности», проявленной русским народом (в том числе и по отношению к покинутой царской семье) в трагические дни всеобщей смуты, епископ Феофан предупреждал, что за свою теплохладность мы будем наказаны Господом: «Он свое отмщение воздаст не только им (т. е. большевикам. — А. Ж.), но и нам», — писал святитель.

По большому счету идеалом подавляющего большинства вождей Белого движения была отнюдь не «Святая Русь» и даже не конституционная монархия, а чисто западная модель либерально-технократической цивилизации. Но именно данная модель безоговорочно проигрывала большевикам в своеобразном «состязании идей». Противостоять мощному напору коммунистической мифологии, носившей ярко выраженный мессианский, религиозный характер и проповедовавшей «царство справедливости и свободы» здесь, на земле, могла лишь идея Самодержавной Монархии, которая несла на себе отсвет Иного Бытия (запечатленного в таинстве Помазания на царство) и обладала опытом многовековой традиции. Русская монархия имела за собой исконность, давность, и именно простой народ был особенно чувствителен к этому мистическому, сакральному характеру царского режима. По многочисленным свидетельствам современников, еще в 1920–1921 годах среди крестьянской массы, вдоволь насмотревшейся на самые разные власти, от большевицкой до либерально-демократической, стали возникать картины грядущего избавления отнюдь не в духе почти анархического «мужицкого рая» и самостийной «жизни по своей воле»: сквозь надвигавшийся мрак «Каинова владычества» мерещилась фигура русского царя, который скрывается простым мужиком в глухих сибирских деревнях и появится снова на своем троне, очистив Россию от большевиков и «господ-буржуев», свергнувших его с престола. «Тогда мы их тут всех живьем в землю закопаем, — говорили мужики. — Будет царь и народ, а между ними не будет никого».

Промонархические настроения русских крестьян неоднократно использовали для достижения своих интересов и большевики. Генерал К. В. Сахаров, воевавший против коммунистов на Восточном фронте Гражданской войны, вспоминал, что один из краснопартизанских командиров, бывший штабс-капитан Императорской армии Щетинкин (судьба Щетинкина пересечется с судьбой барона Унгерна позже, летом 1921 года), действовал против колчаковцев, прикрываясь царским именем. Одна из большевицких прокламаций, доставленная белой контрразведкой в штаб армии генерала Сахарова, гласила: «Пора кончать с разрушителями России, с Колчаком и Деникиным, продолжающими дело предателя Керенского. Надо всем встать на защиту поруганной Святой Руси и русского народа. Во Владивосток приехал уже великий князь Николай Николаевич, который и взял на себя всю власть над русским народом. Я получил от него приказ, присланный с генералом, чтобы поднять народ против Колчака… Ленин и Троцкий в Москве подчинились великому князю Николаю Николаевичу и назначены его министрами… Призываю всех православных людей к оружию, за царя и советскую власть…» По словам приближенного к адмиралу A.B. Колчаку Г. К. Гинса, Щетинкин неоднократно действовал от имени белой армии и выступал от лица великого князя Михаила Александровича. В наше время такие действия и прокламации подобного содержания политтехнологи называют «черным PR-ом». Конечно, это была демагогия, но, как отмечал русский историк С. П. Мельгунов, «подпольная демагогия удается только тогда, когда имеется для воздействия подходящая среда. Среду эту составляли не только «серебряная гвардия» — люди порядка, консерваторы деревни… которые желали восстановления твердой власти…» В своем фундаментальном исследовании «Трагедия адмирала Колчака», опубликованном в эмиграции в 1930–1931 годах, С. П. Мельгунов приводит и другие примеры народного, «крестьянского монархизма»: «… на Алтае… появился лжецаревич Алексей, и в деревнях его встречали с колокольным звоном, и быстро переходили на его сторону все местные «большевики». Самозванцем оказался кошагачский почтово-телеграфный служащий Пуцято… Не только деревня, но и целый город переполошился, когда в Бийске была принята телеграмма на имя Верховного правителя: «Не желая погибнуть от рук большевиков, прошу дать вооруженную охрану. Цесаревич Алексей». Парень 18–19 лет, одетый в матросский костюм, произвел в XX в. такую сенсацию, что затмил славу Хлестакова… За «цесаревичем» был из города отправлен воинский отряд, приготовлено два лучших номера в гостинице, и устроен в честь высокого гостя обед…»

Член партии народных социалистов Т. И. Полнер рассказывал С. П. Мельгунову о своей поездке через Сибирь осенью 1918 года. По словам Полнера, он не раз задавал крестьянам вопрос о царе и слышал в ответ, «что царя надо, но такого, который ходил бы под отчетом».

Интересно, что монархическое сознание прибалтийского аристократа барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга удивительным образом совпадало с народными, мужицкими взглядами на сам институт монархии: «Я смотрю так, — рассказывал барон о своем понимании монархической структуры государства на допросе в 1921 году, — царь должен быть первым демократом в государстве. Он должен стоять вне класса, должен быть равнодействующей, между существующими в государстве классовыми группировками. Обычный взгляд на демократию неправильный. Она всегда была в некотором роде оппозиционна. История нам показывает, что аристократия именно по большей части убивала царей. Другое дело — буржуазия, она способна только сосать соки из государства, и она-то довела страну до того, что теперь произошло. Царь должен опираться на аристократию и крестьянство. Один класс без другого жить не может».

Прекрасно осознавалась Унгерном и вся сущность мистического, глубинного противостояния красной и белой идей. Гражданская война представлялась барону в первую очередь войной двух взаимоисключающих друг друга религий. А на вопрос о том, что представляет из себя коммунизм, Унгерн неоднократно давал один и тот же ответ: «Это есть своего рода религия, необязательно, чтобы был Бог, во многих религиях, а особенно если вы знакомы с религиями восточными, религия представляет из себя правила, регламентирующие порядок жизни и государственное устройство. То, что основал Ленин, есть религия. Я не согласен, что в большинстве случаев люди воюют за свою якобы истерзанную родину. Нет, можно воевать только с религиями». И сама революция не ошиблась, когда она объявила «тройную» войну: против «опиума для народа», против «самодержавной тирании», против «тюрьмы народов» и за «Интернационал». Эта триада являлась симметрической противоположностью девиза Императорской армии — «За Веру, Царя и Отечество», и именно в таком порядке, так как в России Отечество основано на царе, а царь — на Вере Отечества. В физическом уничтожении самих носителей монархической идеи у большевиков была своя железная логика: не станет в России царя — не будет и самой России, не станет православия — не станет семьи, не станет русского языка. Барон Унгерн понимал, что «владычество Каина», которое олицетворяла новая власть, стократ хуже любого иноземного нашествия. Наоборот, инородческие племена, не развращенные идеями и принципами, придуманными «за последние двести лет», как казалось Унгерну, должны помочь вернуть Россию и русский народ, утративший инстинкт самосохранения, к его исконной и многовековой традиции.