Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Жук cтр.№ 87

У ГОСУДАРЫНИ были жемчужные серьги, но я не могу на снимке опознать, они это или не они.

Пряжки, изображения которых я вижу, были у них на туфлях и у ГОСУДАРЫНИ и у Княжон (п. п. 2 и 21 протокола 15–16 того же февраля л. д. 45 и 48 об., том 2-й).

Свечи (из) красного воска были у них в обиходе в Тобольске. Им такие свечи доставлялись из монастыря и из собора.

В Тобольске было две купчихи, которые доставляли провизию Царской семье. Это были Холина и Еремеева.

У меня не было разговора с Челышевым про то, был ли предъявлен Михаилу Александровичу какой «мандат» лицами, которые его увели.

Что означают записи в моей книжечке (п. 5 протокола 19 мая сего года, л. д. об., том 4-й), я не знаю.

Показание моё, мне прочитанное, записано правильно.

Чтобы облегчить страдания болящих, укрепить их, подняли из Знаменской церкви икону Божьей Матери. На пути следования иконы во дворец встретился солдат, посмотрел на икону, на священника и, обращаясь к последнему, сказал весьма грубо:

– Привык обманывать народ: до сих пор идолов носишь. – Это были первые проявления разнузданного настроения, непосредственно дошедшие до нас отзвуки революции.

Молебствие служилось в той комнате, где лежали больные. Хворали тяжело. К молебну сошлись придворные и служащие, которые, полные тяжёлых скорбных дум, молились со слезами. По окончании молебствия священник благословил больных и по просьбе Государыни обошёл с иконой весь дворец.

В первые дни революции приезжал от Государя генерал-адъютант Н. И. Иванов, довольно долго беседовавший с Государыней.

Ожидаем приезда Государя, получив верные сведения, что Государь из Ставки выехал.

Для встречи Государя из Петрограда приехал флигель-адъютант граф Замойский. Он дожидался приезда Государя и, сидя в дежурной комнате в креслах, дежурил по ночам вместе со мною.

В одну из таких ночей граф Замойский узнал от дежурного офицера, что из Петрограда едет особым поездом вооружённая группа рабочих и других лиц громить дворец. Замойский, сообщив об этом мне, спросил, нужно ли беспокоить Императрицу. Пообдумав, мы решили пока Государыне ничего не говорить. Пообождав несколько времени, Замойский переговорил с кем надо по телефону и узнал, что поезд прошёл мимо Царского. Так всё обошлось благополучно.

В один из первых дней революции (ещё до приезда Государя) Родзянко телефонировал графу Бенкендорфу о том, чтобы Императрица и дети тотчас же уезжали из дворца: грозит большая опасность.

Граф Бенкендорф сообщил, что дети больны. Родзянко ответил:

– Уезжайте куда угодно и поскорее. Опасность очень велика. Когда горит дом, и больных детей выносят.

Императрица позвала меня и рассказала об этом, прибавив в сильном беспокойстве:

– Никуда не поедем. Пусть делают, что хотят, но я не уеду и детей губить не стану.

Вскоре после звонка Родзянко, как бы для защиты дворца, явились войска, в первую очередь Гвардейский экипаж и стрелки Императорской Фамилии. По желанию Императрицы войска выстроились около дворца, и Императрица вместе со здоровой ещё Великой Княжной Марией Николаевной стала обходить солдат. После обхода граф Апраксин ^[485]сказал:

– Как вы смелы, Ваше Величество. Как Вас встретили солдаты?

– Эти матросы нас знают. Они ведь и на «Штандарте» были, – ответила императрица.

На другой день, простудившись на морозе при смотре войск, слегла в болезни и Мария Николаевна.

Об отречении Государя стало известно во Дворце из рассказов фельдъегеря, с которым генерал Алексеев, ещё до отречения Государя, послал в Царское бумаги на его имя. Фельдъегерь передал бумаги мне и велел их хранить. Я доложил Государыне и просил её распоряжения, так как положить бумаги в кабинет Государя, где никого нет, казалось неудобным. Государыня распорядилась сохранять бумаги в своём кабинете. На другой же день, привезший бумаги фельдъегерь, на словах передал об отречении Государя. Более точных сведений мы в то время не имели.

Спустя некоторое время во дворец приехал командир фельдъегерского корпуса и просил возвратить ему лично все привезённые из Ставки пакеты. Я доложил обо всем Императрице. Государыня со слезами на глазах подтвердила известие об отречении и приказала возвратить бумаги полковнику. Больным детям об отречении Государя не сказали ничего.

До сих пор из Петрограда никто не появлялся. Но вот приехал генерал Корнилов вместе с несколькими офицерами, среди которых были Коцебу – офицер гвардейского уланского полка и полковник Кобылинский. ^[486]Во дворце в это время находился гофмаршал Бенкендорф и церемониймейстер граф Апраксин.

Корнилов просил доложить о нём Государыне, которая и приняла его в присутствии графа Бенкендорфа.

Корнилов сказал Императрице, что на него возложена тяжёлая обязанность объявить об аресте, и просил Государыню быть спокойной: ничего не только опасного, но даже особых стеснений арест за собою повлечь не может. Корнилов попросил разрешения представить Государыне сопровождавших его офицеров.

Выйдя от Императрицы, он объявил, что все окружающие Царскую Семью могут по собственной воле при ней остаться. Кто же не хочет, волен уйти. На принятие решения им было дано два дня, после которых для остающихся вместе с Царскою Семьёй наступал также арест.

Комендантом был назначен Коцебу, а начальником охраны – полковник Кобылинский.

Императрица несколько растерялась и приказала позвать к себе Великого князя Павла Александровича, которого не принимала уже в течение довольно долгого времени.

– Скажите, что сейчас же прибуду, – ответил по телефону Великий князь.

Тотчас же по приезде он был принят Императрицей.

– Ничего, поправим дела, – сказал Великий князь, когда я спросил его мнения о создавшемся положении вещей.