Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Жук cтр.№ 83

16 апреля по ст. ст. бывший Государь вместе с Государыней и в. к. Марией Николаевной были отправлены на жительство в город Екатеринбург, а б. в. к. Ольга, Татьяна и Анастасия Николаевны остались пока в Тобольске, вследствие болезни Наследника Алексея Николаевича. Распоряжение об отъезде Царя сделано было прибывшим в Тобольск комиссаром Яковлевым. Недели через две после отъезда б. Царя в Тобольск приехал комиссар Хохряков и сменивший коменданта Кобылинского некто Родионов. По их настояниям стали собираться в дорогу и все другие остававшиеся в Тобольске члены Царской семьи. Выехали из Тобольска в 12 часу дня 7 мая ст. ст. и прибыли в Екатеринбург 10 мая. Все царское имущество было уложено в сундуки и доставлено также в Екатеринбург. По прибытии поезда на ст. «Екатеринбург» Хохряков и Родионов увезли на извозчиках великих княжон и Наследника. Часа через два после отъезда членов Царской семьи из вагона был вызван я, и вместе с графиней Гендриковой, Е. А. Шнейдер, И. Л. Татищевым, поваром Харитоновым и мальчиком Седневым на четырёх извозчиках мы были отправлены в город. По дороге Харитонов и мальчик Седнев были высажены у дома Ипатьева, а остальные были доставлены в тюрьму под присмотром комиссара Мрачковского.

С тех пор до самого последнего времени я не имел и не имею никаких сведений о судьбе Государя и членов его семьи.

Из Екатеринбургской тюрьмы я, вместе с Е. А. Шнейдер и А. В. Гендриковой, был взят 20 июля нового стиля и доставлен на станцию Екатеринбург, а отсюда в арестантском вагоне нас отправили в Пермскую тюрьму. Генерал Татищев был взят из тюрьмы приблизительно в 20-х числах мая по ст. ст., но куда его отправили и какова его дальнейшая судьба – не знаю. 22 августа ст. ст. я, графиня Гендрикова и Е. А. Шнейдер ночью были доставлены в арестный дом и отсюда нас, вместе с другими заключёнными, в числе 11 человек (из них я могу назвать жену полковника Знамеровского), повели через город в лес для расстрела. Окружены мы были вооружённым конвоем в числе 22 человек. Конвой состоял из русских и латышей. Когда вступили в лес, я, улучив удобный момент, при повороте дороги между цепью конвойных сделал прыжок в сторону и побежал в лес. Вдогонку в меня были произведены три выстрела, но я остался невредим, а погони за мной не сделали. Благодаря этому мне и удалось спастись от смерти. Убегая, я слышал три залпа: полагаю, что это расстреливали моих товарищей по заключению.

Два дня я шёл лесом без пищи и питья, придерживаясь полотна дороги. Скрывался я по деревням и по лесам, одевшись в бедную крестьянскую одежду. 6/19 октября, после полуторамесячных скитаний, я, наконец, вышел на занятую чехословаками ст. «Упь» и вчера прибыл в Екатеринбург, а сегодня вечером уезжаю в Тобольск к своей семье, где и буду проживать. Я обещаюсь сообщить Вам свой адрес и известить Вас о перемене такового. Более пока показать ничего не имею.

Прочитано.

Алексей Андреевич Волков.

Член Екатеринбургского окружного суда Ив. Сергеев. ^[481]

ПРОТОКОЛ

1919 года, августа 20–23 дня, Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов в г. Омске, в порядке 443 ст. Уст. Угол, Суд., допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал.

Алексей Андреевич Волков – сведения о личности см. л. д. 160, том 1-й.

(…) ^[482]Прибыв в Тобольск, Царская Семья несколько дней пробыла на пароходе, пока приводился в порядок Губернаторский дом, отведённый для неё. Когда дом был готов, ГОСУДАРЫНЯ с Алексеем Николаевичем ехала в дом на экипаже. Вся остальная Семья следовала в дом пешком. Народ прекрасно относился к Семье. Я сам видел людей, плакавших, когда шла Семья.

Семья и Жильяр поместились в Губернаторском доме. Все остальные из свиты разместились в Корниловском доме. Жизнь пошла хорошая в Тобольске, покойная, ровная. Недостатка ни в чём не было. Жили они своей семейной жизнью. Дети усиленно занимались, кроме Ольги Николаевны, которая, конечно, уже не училась. ГОСУДАРЫНЯ занималась рукоделиями. ГОСУДАРЬ занимался с Алексеем Николаевичем, читал и работал во дворе. В 9 часов они вставали и все вместе, кроме ГОСУДАРЫНИ, пили утренний чай или в большом зале, или в кабинете ГОСУДАРЯ, или в будуаре у ГОСУДАРЫНИ. В 1 час дня был завтрак. В 5 часов полуденный чай. В 8 часов был обед. В 11 часов вечера был вечерний чай.

С перерывами для гулянья дети занимались до обеда. ГОСУДАРЬ всё это время проводил в указанных мною занятиях. После обеда они сходились вместе, и ГОСУДАРЬ очень часто читал вслух.

Первое время никаких у нас комиссаров не было. Главным начальником был полковник Кобылинский. Потом приехал комиссар Панкратов с помощником своим Никольским. Я ничего не могу сказать, кроме хорошего, про самого Панкратова. Он всё делал для Семьи и был сам человек хороший, мягкий. Он особенно любил Марию Николаевну и выделял её из всех. Его помощник Никольский был грубый, но его никто никогда и не видел. Я не знаю, чтобы он чем-либо обидел Алексея Николаевича и кричал бы на него. Также я не знаю, чтобы он уничтожил вино, присланное им Макаровым из Царского.

К концу 1917 года солдаты стали распускаться. Я не могу объяснить причины этого. Но они стали хуже. В это время, я знаю, кто-то из них написал неприличные слова на качелях, которыми пользовались княжны. Они заставили Государя, как и всех вообще офицеров, снять погоны. Они срыли гору, которой пользовалась Семья. Они, наконец, запретили Ей ходить в церковь. Запрещение ходить в церковь было вызвано тем, что диакон в один из праздников провозгласил многолетие по старой форме: «Благочестивейшему, самодержавнейшему и т. д.». Для чего это было сделано, я не могу Вам объяснить. Я сам потом говорил об этом с диаконом. Он мне говорил, что ему было так приказано священником о. Васильевым. А когда стали большевики об этом производить расследование, священник отказался от всего этого и всё свалил на диакона, который и пострадал.

Ничего я положительно не знаю, какие ещё комиссары приезжали к нам из Омска.

Первый комиссар, который приехал к нам при большевиках, был Яковлев. Ему на вид было лет 30–32. Он брюнет, цвет лица тёмный. Остальных его примет я не могу точно описать. С ним был ещё какой-то его помощник, примет которого я не помню. Помнится мне, что в самый первый день Яковлев был принят Их Величествами в комнате больного Алексея Николаевича у его постели. Потом он приходил ещё несколько раз. Все мы видели, что он высматривает Алексея Николаевича, проверяет, действительно ли он болен, не притворяется ли он, [и]не [напрасно] ли говорят о его болезни. Я категорически утверждаю, что это так именно и было. Очевидно было, что для этого Яковлев и ходил тогда в дом.