Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Жук cтр.№ 131

(…) Я лично знаю, что всеми ценностями заведовала сама Александра Фёдоровна, которая [их] и прятала. Основное, я предполагаю, что находится у полковника Кобылинского, затем у камердинера Волкова, который якобы сейчас находится в Ленинграде, ну, и по-моему быв. [ший] священник Васильев – он сам умер, а его семья: матушка и сыновья находятся в Омске. У последней семьи часть царских ценностей должна быть. Тем более, что при Колчаке по его личному распоряжению у него искали шпагу наследника Алексея Николаевича, якобы золотую, ^[614]но я её не видел, и меня тоже колчаковская полиция спрашивала про царские ценности и не оставил ли Николай II бумаг, каких-либо. Но я им ответил, что ничего не знаю и не мог он мне поручить, так как я был только писарь. Я ничего не знаю и не могу больше добавить.

Протокол прочитан, в чём и расписываюсь.

Дополнительные показания Кирпичникова Александра Петровича

12 ноября 1933 г.

Признаю, что в своих первых показаниях скрыл от вас, что принимал участие в сокрытии и выносе бывших царских ценностей, в действительности я сам лично перед тем, как уехать царской семье из Тобольска в Екатеринбург, по поручению гувернёра Жильяра Петра Андреевича, который обслуживал наследника Алексея, вынес шпагу, которая была из жёлтого металла, золотая она или нет, я не знаю, но вся она блестела. Он меня просил вынести из арестного помещения и передать священнику Васильеву Алексею, которую я вынес, вложив в длинную коробку. Придя на квартиру к священнику Васильеву, передал последнему. В то время дома не было никого. Он её взял и унёс к себе в спальню и положил на подушку, и потом он мне говорил, что у него в спальне была переборка, так он её туда [по]ложил, так как она была обита рейкой с двух сторон, поэтому во время обыска её и не находили. Где она сейчас, я не знаю. По-моему, она у [его] сыновей. Больше всего он доверял сыну [сыновьям!] Александру и Егору, а самой попадье не доверял, так как она была придурковатая и могла проболтать. Постоянным у него посетителем был какой-то гость из Тобольской почтово-телеграфной конторы.

Кроме того, по поручению камердинера Чемодурова, последний мне передал лично ему принадлежавшие ценности. Их было тоже много, так как он получал награды: одних золотых часов имел трое, кулоны, браслеты, всё это бриллиантовое (украшенное бриллиантами. – Ю. Ж.). И как он просил [меня в случае своего невозвращения] передать [эти ценности] Нагорному, [но] когда он вернулся из Екатеринбурга, то я же обратно ему вернул, а куда он [их] девал, я не знаю, так как вскоре умерла [и] его жена. ^[617]Только там царских ценностей не было, а лишь были личные.

Причём, когда я был в Екатеринбурге с царской семьёй до расстрела, я присвоил себе 15 мельхиоровых ложек, часть посуды с гербами и салфеток. Больше у меня ничего нет.

Все подробности о царских бриллиантовых ценностях более детально знает некто Иванов Сергей Иванович, который был прислужником при дочерях. Он всё прибирал и точно знает, какие именно были и где эти ценности. Я лично не видел, но слышал из разговоров наших служащих, что из Ленинграда была привезена бриллиантовая корона и очень дорогая. Но куда он [её] девал? Я думаю, что [она] или у камердинера Волкова, или полковника Кобылинского. Об этом должен, мне кажется, сказать Иванов Сергей Иванович. Он жил в Тюмени до 1930–1931 года.

Что касается жемчужных ожерелий, так я [их] также действительно видел у княжон, но их не выносил, они мне [этого] не поручали, и где они – я не знаю. Обслуживал царскую семью также лакей Гусев Ермолай, который сейчас в городе Томске, в финотделе. Ему хорошо известно, где сейчас Волков и что он с собой увёз, а также хорошо знает, какую роль играла приезжая служанка, но недопущенная в дом к царской семье – некто Уткина, которая имела связь с Волковым, монастырём, Гермогеном, попом Васильевым, и я слышал, что она кое-какие ценности скрывает. Если это не Уткина, может, я путаю фамилию, то это была Николаева, их обоих надо разыскать и с них можно будет очень много ценного получить. Больше я не могу ничего добавить по этому вопросу, в чём и расписываюсь.

Дополнительные показания Кирпичникова Александра Петровича

22 декабря 1933 г.

Сознаюсь, что на задаваемые мне ранее вопросы относительно какого-то письма, которое я носил Гермогену, сперва я не мог вспомнить, а сейчас вспомнил, что действительно был такой случай. Дело было так: камердинер Чемодуров в марте 1918 года, перед увозом романовской семьи в Екатеринбург, позвал меня и передал большой пакет с пятью сургучными печатями и велел его передать на хранение епископу Гермогену, так как приехавший комиссар предполагал делать какой-то обыск. Я, схватив этот пакет, завернул в газеты, и, свободно пройдя через охрану, принёс и передал епископу Гермогену. Но последний, когда я ему передавал, сказал мне, что он и сам-то находится в таком положении, что вот-вот [его] арестуют. Но, говорит, постараюсь спрятать, и когда я ему сказал, что мне наказано, что, когда придут из ЧК, взять этот пакет обратно, он ответил: «Ладно, приедешь и возьмёшь».

Одновременно [он] передал мне для вручения Николаю Романову письмо на двух листах, которое я принёс и вручил Чемодурову, а последний – Николаю Романову. Через несколько дней Чемодуров вернул мне переданное Гермогеном письмо и велел обратно ему передать и сходить за тем пакетом, который передал Гермогену. Я, будучи любопытен, письмо Гермогена Николаю прочитал. Насколько помню, там Гермоген просил Николая Романова, чтобы он не сдавался большевикам и крепко держался, что если большевики будут в Екатеринбурге требовать подписать какое-либо обязательство, то не подписывать, ибо этим закрепостится большевиками Россия. Больше я не помню, что там полагалось.

Затем я пошёл к Гермогену за пакетом. Придя, уже не застал Гермогена, потому что он был арестован за тот крестный ход, который он устроил по городу. Поэтому мне пришлось обратиться к дьякону Демьяну, который мне сказал, что этот пакет находится на горе, недалеко от собора, где живёт мать с дочерью, ^[620]последним и передан на хранение, ибо у этой семьи всегда прятались все секретные документы и даже скрывался сам Гермоген от обысков и арестов. Придя в этот дом к этой семье, которой ни имя, ни фамилии я не знаю, и сказав, кто я такой и что мне нужен этот пакет, который хранится, она мне его выдала, и я принёс и передал обратно Чемодурову, а то письмо, которое писано Николаем Александровичем Гермогену, я не смог передать из-за его ареста и передал на хранение монашке Аксёновой, кроме этого у ней была оставлена книжка с описанием петергофских фонтанов.