Вопросительные знаки в "Царском деле" - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Жук cтр.№ 90

Страница

Зато «маленькому» здесь были посвящены всего лишь несколько строк. А ещё Государь (если исходить из нашей версии о том, что это письмо писалось под Его диктовку) сообщает, что доктор Е. С. Боткин «умоляет не думать о нем и о других людях», чтобы не создавать «заговорщикам» лишние трудности, предлагая рассчитывать на семь человек Его Семьи и женщину (А. С. Демидову).

В третьем письме, написанном не ранее 26 июня 1918 года, «Офицер» успокаивает Государя по поводу 50 человек охраны, находившихся в доме Попова, поясняя, что они не будут опасны, когда придёт время действовать. А далее он просит сообщить об отношении коменданта к узникам, «чтобы облегчить начало» (вероятнее всего, чтобы лишний раз «проверить на вшивость» А. Д. Авдеева), после чего предлагает с началом операции забаррикадировать мебелью дверь, а затем спуститься всем по верёвке в открытое окно, где их уже будут ждать. Спуск же этот был запланирован в определённой последовательности: Государь, Государыня, Наследник Цесаревич, Великие Княжны. Последним помещения ДОН должен был покинуть доктор Е. С. Боткин. (Всех же остальных слуг, согласно плану «заговорщиков», предполагалось на время отделить от Царской Семьи.) А кроме того, «Офицер» сообщал, что более детальный план побега Романовы получат «гораздо раньше воскресенья», то есть 30 июня…

Вероятнее всего, это письмо вызвало в Царской Семье разногласия. (А, может быть, Государыня почувствовала что-то неладное.) Возмущенная такой постановкой дела, Она вновь берёт дело переписки в Свои руки и в ответном послании наотрез отказывает «Офицеру» в деле добровольного следования советам заговорщиков. А после, в ультимативной форме ставит их в известность о том, что все Они – Романовы – могут быть похищены только силой, а посему не следует рассчитывать на какую-либо активную помощь с Их стороны. (Вероятнее всего, Государь, как сторонник побега, придерживался другой точки зрения, о чём вполне недвусмысленно говорит вычеркнутая по линейке фраза: «Откажитесь же от мысли похитить нас».) Как истинно православная христианка, Государыня не хочет спровоцировать неизбежных в таком случае жертв с обеих сторон, прямо говоря: «во имя Бога избегайте кровопролития». А помимо этого, Она считает «верёвочный вариант» эвакуации не совсем подходящим, уверяя, что без лестницы спуск невозможен. К тому же, как женщина рассудительная, Она призывает «заговорщиков» повременить с похищением, так как эту акцию всегда можно будет осуществить в случае реально возникшей опасности…

Как и следовало ожидать, это письмо окончательно убедило уральских чекистов в невозможности спровоцировать узников ДОН на побег. Обсуждая сложившуюся ситуацию, они берут, своего рода, тайм-аут, и своё следующее письмо пишут после уже 4 июля 1918 года, то есть после того времени, когда коменданта А. Д. Авдеева сменил Я. М. Юровский.

В этом послании они в последний раз предпринимают попытку склонить Романовых к побегу, мотивируя свои стремления тем, что «дни узурпаторов сочтены», а армии словаков все ближе и ближе приближаются к Екатеринбургу, находясь уже всего в нескольких верстах от города. (Эта дезинформация вполне могла возыметь успех, так как Царская Семья находилась в полном информационном вакууме, с некоторых пор не имея возможности читать даже советские газеты.) Уверяя, что «Д» (Князь В. А. Долгоруков») и «Т» (Граф И. Л. Татищев), которые их знают, уже спасены, они также пытаются успокоить Государыню тем, что «сейчас не надо бояться кровопролития», поскольку большевики в самый последний момент могут учинить над ними скорую расправу.

Причём в своём стремлении добиться своей цели, И. И. Родзинский под диктовку П. Л. Войкова пишет фразу следующего содержания:

Однако будучи партийцем, И. И. Родзинский делает описку и вместо французского слова «Отечество» («Patria») пишет слово «Партия» («Partia»)…

До недавних пор было принято считать, что ответа на это «4-е письмо Офицера» не последовало, так как его не передали Романовым. Но это не соответствует действительности, что сумела доказать работник РГАСПИ, ныне доктор, а тогда ещё кандидат исторических наук, Л. А. Лыкова.

Как видно из сказанного, представляемая большевиками ситуация с «белогвардейскими заговорами» на деле не имела ничего общего с реальной действительностью, а зачастую лишь искусственно раздувалась сотрудниками УОЧК, примером чему может служить, так называемое, «дело Потресова».

Из книги Э. С. Радзинского:

«… однажды позвонил телефон и тихий старческий голос церемонно представился: “Владимир Сергеевич Потресов, провел 19 лет в лагерях”.

Вот что рассказал мне 82-летний Владимир Сергеевич.

“Мой отец до революции – член кадетской партии и сотрудник знаменитой газеты «Русское слово», известный театральный критик, писавший под псевдонимом Сергей Яблоновский…” (…)

“В голодном 1918 году отец выехал в турне по Сибири с лекциями. Весь сбор от лекций моего полуголодного отца шел в пользу… голодающих! Последняя его лекция была в Екатеринбурге.

И вскоре во время отсутствия отца к нам в дом пришли чекисты и произвели обыск. Матери объявили, что екатеринбургская ЧК заочно приговорила отца к расстрелу за участие в заговоре с целью освобождения Николая II.

Когда отец вернулся домой и все узнал, он был страшно возмущен: “Да что они там, помешались? Я по своим убеждениям (он был кадет, сторонник февральской революции) не могу быть участником царского заговора. Я пойду к Крыленко (тогдашний председатель Верховного трибунала!)”

Отец был типичный чеховский интеллигент-идеалист. Но мать сумела его убедить, что большевики объяснений не слушают – они расстреливают… И отец согласился уехать из Москвы, он перебрался к белым. Потом эмиграция, Париж, нищета – и могила на кладбище для бедных…

Меня арестовали в 1937 году за участие отца в заговоре, о котором тот не имел никакого понятия. Вышел я только в 1956-м”» ^[202].

Страница