Вопросительные знаки в "Царском деле" - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Жук cтр.№ 82

• с 24 по 31 мая доктор Деревенко наносил визиты в ДОН – 6 раз, отсутствовал – 1 раз, приходил, но не был принят – 1 раз;

• в течение июня доктор В. Н. Деревенко наносил визиты в ДОН – 13 раз, отсутствовал – 8 раз, приходил, но не был принят – 9 раз.

«… согласно ходатайству товарища Авдеева, коменданта Дома особого назначения, мне было разрешено посещать больного Алексея в Доме особого назначения, и на этот предмет мне был выдан специальный мандат, в котором было сказано, что я могу посещать Алексея с разрешения каждый раз и в присутствии коменданта товарища Авдеева. Посещал я Алексея раза два в неделю, причем каждый раз тов. Авдеев вводил меня к нему и провожал обратно, не говоря уже о том, что он присутствовал во время моих визитов, не разрешал никаких передач и никаких разговоров, кроме чисто врачебных. Помимо тов. Авдеева, в Доме ос.[обого] назн. [ачения] дежурили комиссары от заводов, в присутствии которых я приходил, уходил, вел переговоры с Авдеевым и консультировал с доктором Е. С. Боткиным, находившимся в заключении в том же доме.

Рецепты писались в комнате т. Авдеева и передавались последнему. Из вышеизложенного, ясно само собой, что не могло быть и речи о приватных разговорах с членами б.[ывшей] царской семьи или с кем-нибудь из заключенных и о передаче им или получении от них писем и записок. Нарушение строгих правил, о которых я был поставлен в известность, грозило смертью, и я, имея на руках жену, мать и ребенка, не мог и думать, да и не желал нарушать приказа, и я с большим удивлением прочитал в произведении П. Быкова, напечатанном в “Красном Урале”, о том, что я в Екатеринбурге познакомился с генералом Сидоровым и от него передавал письма б.[ывшей] царской семье. Что касается Сидорова, то ко мне действительно явился крестьянин (или человек, одетый под крестьянина), назвавший себя Ив. Ив. Сидоровым, который, узнав от меня о том, что Алексей болен и что он нуждается в усиленном питании, взялся организовать доставку молока и прочих пищевых продуктов в Дом ос.[обого] назн.[ачения], что он и выполнил, но на этом наше знакомство с ним и кончилось, и лишь много позднее от сестер милосердия того лазарета в котором я служил в Екатеринбурге, я узнал, что Сидоров не деревенский обыватель, а генерал» ^[169].

«Вся корреспонденция, исходящая от заключенных, должна была писаться на русском языке и в незапечатанных конвертах передаваться коменданту, который уже передавал ее в областной исполком.

И вот однажды при просмотре писем было обращено внимание на одно письмо, адресованное Николаю Николаевичу ^[170].

При тщательном осмотре, между подкладкой конверта и бумагой самого конверта, был обнаружен листок тонкой бумаги, на котором был нанесен точный план дома, где содержались заключенные, с масштабом и пр. Все комнаты были обозначены, с указанием кто в них помещается. Подписи были сделаны так, что нетрудно было догадаться о составителе плана, написано было так: “комендантская”, “моя и жены”, “столовая” и пр. Был вызван составитель дома в комендантскую. До этого бывш. царя ни разу не приглашали в комендантскую, а все повседневные мелкие вопросы проводились через д-ра Боткина, который сам заходил в комендантскую, или приходил к нему комендант. Поэтому вызов Николая в комендантскую произвел волнение среди населения дома. Позвать Николая направился тов. Украинцев, который приходит и говорит, что д-р Боткин просит разрешения присутствовать при разговоре коменданта с Николаем Александровичем. Когда ему было отказано в этом, Николай все же явился с одной из дочерей – Марией. От стула, предложенного ему, он отказался. Спрашиваю, не знает ли он, что в одном из писем их вчерашней корреспонденции ^[171] был спрятан под подкладку конверта план дома? Ответил, что не знает, может быть, кто-нибудь из детей это сделал, – он узнает. Когда же я ему показал самый план, написанный им собственноручно, то он замялся, как школьник и говорит, что не знал, что нельзя посылать плана. На вопрос, почему же тогда его запрятали под подкладку конверта, он как ребенок начал просить, чтобы его извинили на первый раз и что больше таких вещей он делать не будет. И тут же спрашивает: а вы все-таки пошлете этот листок с письмом или оставите его? Вопрос был настолько наивен, что его мог задать человек или с перепугу потерявший ум, или совершенно не имеющий его от рождения.

После переговоров с тов. Белобородовым я получил директиву предупредить Николая, если он вообще будет заниматься такими художествами, то будет переведен в местную тюрьму в одиночную камеру» ^[172].

«21 апреля. Великая Суббота.

(…) Все утро читал вслух, писал по несколько строчек в письма дочерям от Аликс и Марии и рисовал план этого дома» ^[173].