Быть дворянкой. Жизнь высшего светского общества - читать онлайн книгу. Автор: Анна Керн, Александра Смирнова-Россет, Вера Желиховская cтр.№ 64

Ярко освещенное лицо ее, темное, с глубокими морщинами, смотрело серьезно и даже как будто немного сердито. Ее худенькое, как палка, прямое тело, одетое в темный ситец и черную фланель, казалось мне какой-то тоненькой, деревянной подставкой к низко опущенной голове, с выбившимися из-под темного платка, повязанного шлычкой, седыми как лунь волосами. Она засветила фитиль лампады, осторожно подтянула ее вверх по шнурку, закрепила конец на гвоздик и мерно сделала два шага назад, не спуская глаз с сиявших высоко в углу образов. Суровое лицо ее разгладилось и смягчилось выражением доброты и чего-то другого еще — какого-то непонятного мне в то время, глубокого чувства, которое словно осветило ее всю, в то время как она, шепча молитву, осеняла себя широким русским крестом.

Я сидела не шевелясь, заложив в недоумении два пальца в рот, и не сводила с нее глаз.

«Была няня Наста когда-нибудь молодой?.. — размышляла я. — И… неужели она также была и маленькой?!. Какая же она тогда была?»

Я закрыла глаза и старалась представить себе нянино лицо ребячьим или хоть молоденьким, румяным, веселым… Старалась — но никак не могла!

«Бегала она? Смеялась? Шалила когда-нибудь?.. — продолжались мои размышления. — Или она всегда была как теперь?.. Это не может быть: она тоже прежде была маленькой, как я. И неужели… Неужели и я буду когда-нибудь такая же черная, седая?.. Может ли быть, чтоб и я сделалась такой старухой?..»

— Верочка! — услыхала я вдруг голос бабушки. — Поди сюда! Что ты там делаешь?

Я неохотно, медленно слезла с окна на пол и пошла в другую комнату, по дороге все оглядываясь на молившуюся няню.

— Иди ко мне, Верочка, — подозвала меня к своему рабочему столу бабушка, — посиди со мной. Няня, верно, молится? Не надо мешать ей.

— Я не мешаю, бабочка!

— Ну, все равно: не ходи к ней. Вот тебе кастеты: раскладывай их, подбирай по картинкам.

И бабушка, которая сама всегда бывала занята и умела найти всем дело — и большим, и маленьким, с особенным искусством, придвинула мне ящик с игрой, называемой casse-tête ^[87]. Вы верно знаете ее, дети?.. Она состоит из многих разноцветных кусочков дерева или картона, прямых и треугольных, из которых можно составлять разные узоры и рисунки по нарисованным бумажкам или самим выдумывать новые.

На другой день, только что мы встали из-за стола, а обедали мы поздно, зимою при свечах, все мы, не исключая и тети Нади, бросились просить няню исполнить ее обещание. Она сидела в детской и смотрела на трещавший в печи огонь; чуть ли даже она не задремала, потому что вздрогнула и испугалась, когда мы разом вбежали и набросились на нее:

— Няня! Сказку. Пожалуйста, хорошую сказку!..

— Ну-ну! Полно кричать, чего вы?.. Я думала невесть что!.. Погодите. Расскажу ужо, когда вечер придет.

— Да какой же еще вечер? Теперь уж совсем темно, — протестовали мы.

— Папа большой спать уж пошел! — сказала я, для которой все время во дню измерялось тем, что делал дедушка.

Впрочем, дедушка не для одной меня, а для всего дома мог служить вернейшими часами, до того был аккуратен. Папа большой кофе пьет — значит, шесть часов утра; закусить поднялся наверх, — двенадцать часов ровно; обедать пришел — четыре; проснулся и вышел в зал походить и съесть ложечку варенья — ровнехонько семь часов вечера, а приказал чай подавать — половина десятого. После этого часок или два дедушка проводил в гостиной, где всякий вечер были гости; играл в вист или бостон, но аккуратно в одиннадцать уходил к себе вниз, где еще немного занимался и ложился спать.

К этому порядку так все в доме привыкли, что, когда я сказала: «Папа большой уж пошел спать!», все поняли, что уж шестой час.

— После позовут чай пить, — говорили Надя с Лёлей, — ты не успеешь и кончить сказку, что, право!..

— Ну хорошо, хорошо, баловницы! Сказывайте, какую вам сказку говорить-то?

— Все равно! Какую хочешь, няня. Говори, какую сама знаешь.

— Про Ивана Царевича, — предложила я.

— Ну! Эту мы на память знаем, — сказала Надя.

— Ты бы уж лучше про мальчика Ивашку и Бабу-Ягу, костяную ногу, попросила, — засмеялась надо мною Лёля. — А ты, няня, расскажи новую!

— Ох! Уж ты — новая! Всё б тебе новости! — укоризненно заметила няня. — Ну, садитесь по местам и слушайте!

Мы поставили себе стулья полукругом у лежанки и ждали, сидя смирно и молча: мы знали, что няня не любит, когда прерывают ее мысли в то время, как она собирается «сказку сказывать». В длинной, невысокой детской не было света, кроме яркого огня в печи. Няня его еще хорошенько взбила кочергой, потом села, как раз напротив яркого света, и, положив руки вдоль колен, устремила глаза на огонь и задумалась.

Мы переглянулись, словно хотели сообщить друг другу: «Вот сейчас, сейчас начнет!..»

Вдруг няня встала и пошла к дверям на лестницу.

— Няня! Наста! — кричали мы все в недоумении и горе. — Куда ты? Что же это такое!?.

Няня не отвечала, а только успокоительно кивнула головой и вышла.

Лёля тихонько вскочила и на цыпочках побежала за ней.

— Ты куда?! — прикрикнула на нее няня из нижнего коридора. — Пошла на свое место!

Сестра, смеясь, вприпрыжку вернулась к нам и сказала:

— Я знаю, зачем она пошла: наверное принесет какого-нибудь лакомства.

Я запрыгала от радости, потому что была ужасная лакомка; но старшие прикрикнули, чтоб я сидела смирно. Няня скоро вернулась, и мы сразу увидели, что она несет что-то в своем черном коленкоровом переднике.

— Что у тебя там, няня? — спросила я, вскочив и заглядывая.

— Подожди, сударыня! Все будешь знать — скоро состаришься. А вы все встаньте-ко да отодвиньтесь, на часок, от печки.

Мы живо отодвинулись и ждали: что будет?

Няня нагребла на самый край печи мелких, горячих углей и посыпала на них чего-то из передника…

«Тр-тр-тр! Пуф-ф!» — защелкало и зашипело что-то в печке, и вдруг из нее к нашим ногам поскакали какие-то желто-белые, подрумяненные, пухлые зерна… Я бросилась было их собирать, но няня закричала: «Не тронь! Обожжешься!», и я опять села, удивленная.

— Это кукуруза, — шепнула за спиной моей Даша.

— Кукуруза?.. Это что такое?

— Сухие кукурузные зерна. Они на огне раздуваются и лопаются, оттого так трещат и сами из печки выскакивают, — объяснила она мне; а Дуняша прибавила шепотом:

— Они потом, когда остынут, чудо какие вкусные.

Обе они с восторгом следили за всей этой сценой, но говорили шепотом, потому что няня не любила, когда девочки много при ней болтали.