Могила Ленина. Последние дни советской империи - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Ремник cтр.№ 70

Временами Ельцин своим театральным популизмом напоминал братьев Лонги ^[73]. Он играл на народном возмущении и завоевал симпатии негодующих. В октябре 1987 года он был изгнан из политбюро — за то, что осмелился перечить руководству. Но остался членом ЦК и пользовался всеми положенными привилегиями. Разговаривая со мной в своем скромном кабинете в Госстрое, он уверял, что добровольно отказался от дачи, поставок продуктов и автомобиля. “Все отдал!” — говорил он с пылом новообращенного. Некоторое время (очень недолгое) Ельцин показывался на людях в невзрачной машине. Впрочем, вернувшись во власть, Ельцин стал жить ничуть не хуже Горбачева. Он поселился на великолепной даче, завел кортеж из лимузинов и публично демонстрировал свою любовь к теннису — игре, конечно, чисто пролетарской. Его двубортные костюмы и шелковые галстуки тоже едва ли были доступны простому смертному за рубли.

Как и Горбачев, Ельцин был амбициозным провинциалом, высоко поднявшимся по партийной лестнице. Как и Горбачев, он произносил бессмысленные речи на митингах, превознося мудрое руководство Леонида Ильича Брежнева и славя КПСС. Но если Горбачев провел в партийных трудах всю жизнь, то Ельцин начал позже. Он вступил в партию, чтобы получить повышение по службе в государственном стройуправлении. В своей автобиографии Ельцин с иронией, невозможной в устах Горбачева, вспоминает, как держал идиотский устный экзамен, необходимый для вступления в партию: “Среди многочисленных вопросов на парткоме он (экзаменатор) задает мне такой вопрос: «На какой странице, в каком томе «Капитала» Маркса говорится о товарно-денежных отношениях?» Я, совершенно точно зная, что он и близко не читал Маркса и, конечно, не знает ни тома, ни страницы, тут же и в шутку, и всерьез ответил: «Второй том, страница 387». Причем сказал быстро, не задумываясь. На что он глубокомысленно заметил: «Молодец, хорошо знаешь Маркса». В общем, приняли меня”.

После изгнания Ельцина из политбюро он в своих речах и обличениях не знал удержу. Шутовски выгибая бровь, он говорил интервьюерам, что КГБ может убить его высокочастотной лучевой пушкой, от выстрела которой у него остановится сердце. “Пара секунд — и готово”, — сказал он мне. Эта паранойя была забавна, но понятна. Кремлевская верхушка его терпеть не могла. В ЦК была организована комиссия по расследованию его деятельности; газетам велели поливать его грязью.

Для КПСС Ельцин, не желавший сдавать позиции, стал несносным диссидентом. И в этом на первых порах было его огромное значение, его первый серьезный вклад в падение режима. Несмотря на все усилия Кремля, история советской политики покажет, что именно Ельцин — тщеславный, комичный, умный, неотесанный — сделает важнейший шаг на пути к политической реформе: пойдет на раскол монолита КПСС. Когда 21 октября 1987 года Ельцин обрушился с критикой на Егора Лигачева и слухи об этом выступлении поползли по Москве, глухой фасад, изображавший партийные непобедимость и единодушие, дисциплину и преданность, раскололся и начал обваливаться. Хотя события на пленуме еще несколько месяцев держали в секрете, Ельцин быстро сделался тайным мучеником. Актриса, игравшая в популярнейшей пьесе “Седьмой подвиг Геракла”, об очищении Авгиевых конюшен, вдруг посреди спектакля вышла на середину сцены и обвинила зрителей в бездействии, в то время как нового Геракла, пришедшего очистить город, поносят и преследуют. Начались демонстрации в МГУ. Небольшие независимые политические группы — такие как Клуб социальных инициатив — обращались к правительству с требованием раскрыть факты о деле Ельцина. Члены Клуба сообщали, что в городе за ними следят люди на малолитражках.

Не сумев на XIX конференции вернуть себе прежнее положение и восстановить репутацию внутри партии, Ельцин решил взять реванш в публичном пространстве. Его клокочущая ярость, небывалая по тем временам искренность производили почти наркотическое воздействие на людей, которые понимали, что 70 лет ими управляла партия Алиева и Кунаева, партия, внутренняя жизнь которой была тайной, покрытой мраком. Перед любыми журналистами, перед любым скоплением народа Ельцин честил Горбачева за “нерешительность и полумеры”, а Лигачева — за умышленные помехи перестройке.

Партия, со своей стороны, хорошо понимала не только смысл ельцинских нападок, но и последствия ельцинского политического успеха для ее будущего. Восхождение Ельцина грозило партии потерей контроля над экономикой и над мафиозной системой поборов.

Как только в 1987 году появился кооперативный бизнес, партия стала делать все, чтобы его удушить в зародыше, хотя на словах она его поддерживала. Один из главных консерваторов в ЦК, Иван Полозков, прославился своей борьбой с кооперативами в Краснодарском крае. Он закрыл более 300 кооперативов, называл их “социальным злом, злокачественной опухолью”. КГБ под руководством Владимира Крючкова вел войну с частным бизнесом — под предлогом искоренения коррупции. Но Крючков не торопился расследовать махинации оружейных баронов — директоров государственных оборонных заводов, которые вскоре станут его ближайшими соратниками в борьбе против радикальных реформ. Консерваторы понимали, что могут сыграть на психологии людей, воспитанных в идеях “равенства в нищете”. Они знали, что могут возбудить зависть и гнев у миллионов колхозников и рабочих, рассказывая им о злоупотреблениях при новой, “смешанной” экономике. Они выставляли новое поколение бизнесменов мошенниками (разумеется, евреями, армянами или грузинами), которые наживали миллионы, покупая продукты по низким государственным ценам и перепродавая их втридорога.

Разумеется, первые российские бизнесмены были не ангелами, как и первые Рокфеллеры и Карнеги. В их среде цвели рэкет, воровство, взяточничество. Но для партии и КГБ эти предприниматели и мошенники были не столько вестниками капиталистического зла, сколько конкурентами. Терпеть это было нельзя. Журналист и политический активист Лев Тимофеев, в 1985–1987 годах сидевший в лагере за книгу о коррупции на селе, с иронией предлагал партийцам “самим стать частными собственниками, владельцами земли или акций”.

“Пусть получают прибыль и вкладывают ее в дело, пусть вступают в конкуренцию и богатеют. Пусть они, наконец, приносят пользу. У них есть на это право. Единственное требование к ним — не мешать другим делать то же самое, — писал он. — К сожалению, вряд ли партийные чиновники станут успешными владельцами земли или предприятий. У них нет качеств, необходимых для честного предпринимательства: вот почему они так боятся тех, у кого эти качества есть. Они не остановятся ни перед чем, чтобы продлить дни своей прогнившей власти, и у них еще достаточно сил”.