Спустившись всего лишь один пролет, на площадке около мусоропровода она заметила на полу кровь. Ее было немного, но все же размазанное бурое пятно на стене и капли на полу были красноречивым свидетельством того, что здесь что-то произошло. А валяющийся неподалеку телефон Келлы с треснувшим экраном еще более красноречиво говорил, с кем это произошло.
Не понимая, что происходит, Нина подняла телефон и попыталась включить.
Было страшно, так страшно, что казалось, будто холодеет не только кожа, но и кости, однако девушка старалась держать себя в руках, вдруг как-то мгновенно поняв: если с синеволосым что-то действительно случилось, она должна оставаться спокойной и собранной, чтобы ему помочь. Истерику всегда можно закатить потом.
Треснувший экран жалобно мигнул, но все же включился, и Нина, помня слова Тани, тотчас попыталась посмотреть, с кем разговаривал Келла. Телефон вис и предательски моргал, то и дело норовя выключиться, однако девушке все-таки удалось зайти в журнал входящих. И последний номер, с которого звонили Келле, был ей знаком.
Номер телефона Матвея.
Теперь Нина еще и разозлилась. Этот придурок никак не успокоится. Урод!
Девушка спустилась вниз и села в машину, пытаясь дозвониться до Матвея, но тот не брал трубку. То ли не мог этого сделать, то ли специально не делал.
Нина пыталась понять, что ей сейчас делать: звонить в полицию, бежать к крестному или лучше вообще позвонить Папе, чтобы он помог ей? А если Келла просто подрался с Матвеем и теперь зализывает раны, не желая в таком виде показываться перед отцом? И вдруг вообще дрался он не с Помойкой, а с кем-то другим? Или, допустим, набил Помойке морду, кто-то вызвал полицию, и теперь Келла сидит в обезьяннике?
Вариантов было множество.
Нина поняла, что ужасно хочет пить – губы почему-то стали сухими, и полезла в бардачок за водой. Правда, вместо бутылки обнаружила там подарок, который она сделала Келле на Новый год – «Беретту», из дула которой вылетала не пуля, а огонь. Келла хотел взять зажигалку с собой на море, однако вовремя был остановлен супругой, которой не хотелось проблем с досмотром вещей. На «Беретте» на написано, что это – простая зажигалка, а не огнестрельное оружие. Келла подчинился и оставил игрушку в ее машине.
Словно что-то предчувствуя, Нина сунула пистолет в сумочку, перекинутую через плечо. Она думала, куда ей сейчас ехать – может быть, все-таки к крестному?
А спустя полминуты в ее машину постучались двое парней.
– Что нужно? – опустила стекло девушка.
– Привет от твоего любимого велели передать, – отозвался один из них.
– В смысле? – нахмурилась Журавль.
– В прямом. Он тебя ждет, красотка, – сообщил один из парней развязным тоном.
– А тебя ждет смерть, если ты сейчас от моей тачки не отойдешь, – жестко отвечала ему Нина.
– Девочка, будь повежливее, – от души посоветовали ей. И только Журавль хотела что-то сказать, как в лицо ей чем-то брызнули.
Девушка даже и не поняла, что потеряла сознание. А когда пришла в себя, с трудом открывая слезящиеся глаза, то обнаружила, что находится в смутно знакомом месте. Она не была связана – просто полулежала на каком-то мягком диванчике с бархатной обивкой, и даже сумка на ее плече никуда не делась – словно Нина волшебным образом перенеслась из своей машины в это место, ярко освещенное электрическим светом.
– Как спалось, Ниночка? – раздался веселый голос Матвея. – Прости, что пришлось поступить так, но иначе бы ты просто не приехала на представление, верно?
Нина с трудом сфокусировала на нем свой взгляд.
Матвей сидел напротив – на точно таком же низком диванчике, и между ними стоял пустой столик. Молодой человек был одет в светло-голубую рубашку – но не навыпуск, как всегда носил Келла, а заправленную в брюки – Нина просто ненавидела подобное. Помойка вообще был ей мерзок.
Лицо Матвея было разбито, под глазом наливался синяк, но, казалось, это его ничуть не смущало.
– Какого фига? – только и спросила Нина. Голова раскалывалась, движения были вялыми, в глазах щипало. Кажется, ей в лицо брызнули чем-то и она потеряла сознание.
– Хотел показать тебе небольшое представление, – пожал плечами Матвей. И тут Нина поняла, где находится – в том самом месте, где проводились нелегальные бои. Только сейчас тут никого не было, кроме них двоих. А сбоку находился ринг в виде огромной клетки с железными прутьями. Вон там, справа – балкончик, с которого они с Келлой смотрели это убогое шоу.
– Какое представление? – обозленно спросила Нина. Голос ее был груб. – Ты вообще понимаешь, что делаешь, баран недобитый?
– Тише, Ниночка, – приложил палец к губам Матвей. И девушка вдруг поняла, что его спокойствие и веселость – напускные. В глазах таится угроза. – Веди себя, как подобает девочке, а не мужику. Это, – простер он ладонь к клетке, – наше свидание. – Ты ведь знаешь, что я к тебе неравнодушен. И сегодня нас с тобой ждет невероятное шоу.
– Да засунь ты свое шоу, куда подальше, оленина. Я пошла, чао, – встала Нина на ноги. Голова постепенно успокаивалась. А может быть, девушка просто перестала чувствовать боль из-за яркого гнева. – Хотя нет, сначала ты мне скажешь, о чем разговаривал с моим мужем, а потом – куда тот делся, – решила Нина, понимая, что и ее смелость тоже напускная.
Ей было страшно – впервые за много лет действительно страшно. Но она не хотела выглядеть слабачкой. Ее слабость не может видеть никто.
– Сядь, – велел Матвей.
– Пошел ты.
– Я сказал – сядь! – рявкнул он и вытащил из кармана лежащего рядом пиджака телефон.
– Выводи, – бросил он. – Нина, сейчас ты увидишь своего любимого. Во всей красе.
Журавль недоверчиво уставилась на бывшего поклонника, явно пытаясь понять, что происходит.
– Вы ведь все-таки были здесь, – не спрашивал, а утверждал Матвей. – Я не ошибся. Поэтому я пригласил вас сюда вновь. Кстати, тебе идет загар – глаза еще ярче, – почти нежно произнес он. Девушка пропустила этот комплимент мимо ушей – широко раскрытыми глазами смотрела на то, как несколько крепких мужчин выводят из распахнутой двери Келлу, который не замечал ее. Он пытался вырваться, но не мог – преимущество было не на его стороне. Позади них шел очень высокий, коротко стриженый парень с жестким выражением лица и совершенно безразличными глазами. Его можно было бы назвать симпатичным, если бы не перебитый нос.
Он сбросил с себя футболку, демонстрируя рельефную мускулатуру и татуировки в стиле дотворк
[3]: геометрический черный орнамент оплетал руки, воротником закрывал шею, на груди распускался узор в виде цветка. На его коже всюду были шрамы – Нина видела их даже со своего диванчика, на который опустилась, чувствуя, как чаще начинает биться сердце – прямо где-то в горле.