Когда подошел к концу запас светодиодов, возродили древнее искусство изготовления ламп накаливания, а энци объяснили тонкости. Диггеры научились вручную выдувать стеклянные колбы и закручивать нити накаливания. Так же подходили и к другим вещам, в которых остро нуждались.
Тэ не особо разбирался в технике, поэтому в подробности не вникал. Кто-нибудь с инженерным складом ума наверняка бы неделями пытал Сонар-Таможню, как же диггерам удавалось выжить, пользуясь только тем, что было доступно под землей. В настоящей ситуации гораздо важнее было получить общее представление о культуре диггеров и причинах их поступков.
Потребность в жестком авторитарном строе была очевидна. Любая власть, чья основная цель – не давать людям трахаться по желанию, должна быть жесткой. Живи эти люди в каком-нибудь плодородном раю вроде дельты Нила, они бы могли подвести под это запутанную религиозную догму. Однако они оказались заложниками гигантской машины, которая убила бы их, случись хоть малейший сбой, поэтому вынуждены были создать общество, где роль Духа играла инженерия. Вольфрам, собранный запасливым Руфусом, был не бесконечен, и его нужно было расходовать бережно и экономно, чтобы потомки в течение тысяч лет могли производить лампы для выращивания растений, которые давали пищу и воздух. И так далее и тому подобное, какую сферу жизни ни возьми. В каждый момент времени у них было тридцать энци: десять, девятнадцать и одна. Еще тридцать обучались у них в подмастерьях. Роли остальных тоже были раз и навсегда распределены: мать-детородительница, стеклодув, иглотерапевт, крутильщик нитей, выращиватель картофеля, ремонтник насосов и так далее. В структурном и культурном отношении общество диггеров представляло собой теократию Бронзового века, только без веры в Бога или сверхъестественные силы.
До сих пор особых отличий от орбитеров, живших в первые два тысячелетия после Ноля, не наблюдалось, и это ненадолго вселило в Тэ надежду, что он быстро разберется в хитросплетениях культуры диггеров. Это заблуждение вскоре развеялось. Да, первые орбитеры вынуждены были выживать в тесноте и так же сильно зависели от технологий, как и диггеры в своей Норе, но на этом сходство заканчивалось. Орбитеры всегда видели, что происходит на планете, и уже через пару тысяч лет смогли как-то влиять на ситуацию. Даже в самые отчаянные времена их не покидала надежда, что когда-нибудь они снова вернутся на Землю. Диггерам же оставалось прислушиваться к громким ударам и вести их учет на бумаге (натуральный хлопок, рН-нейтральная!), а также каждые несколько лет сравнивать данные с тем, что зафиксировали предки парой веков ранее. Первые четыре тысячи лет надежды на светлое будущее воспринимались как идеалистический бред, и того хуже – как открытое предательство веры диггеров, поскольку оптимисты страдали тягой к неоправданным рискам и излишней трате ресурсов.
Становилось ясно, что эти тысячелетия протекали ужасно блекло. Но изменения неизбежны, и такому обществу будет нелегко с ними справиться. Тэ особенно интересовало, как себя повели люди, после того как пробили штольню на поверхность и начали расширять свои подземные владения. На повседневную жизнь это едва ли повлияло, зато появилась хотя бы умозрительная возможность размножаться и создавать цивилизацию.
Так и случилось чуть более тысячелетия назад. Нора разрослась, и в ней могли проживать две тысячи человек. Позднее, около 4700 года, когда воздух на поверхности стал пригоден для дыхания, население выросло до десяти тысяч. Жили диггеры по-прежнему под землей, поскольку на поверхности делать было пока нечего.
В какой-то момент Комитет – так называется правящий совет – узнал, что в космосе обитает большое количество людей и активно осуществляет проект «ТерРеФорма». Диггерам ничего не стоило просто выбраться на поверхность и любым способом дать о себе знать. Однако вместо этого они единогласно решили спрятаться, скрыть места выработок и пресечь любые контакты с орбитерами. Оставался вопрос: почему? Сонар-Таможня, увы, ответить на него не могла. На все расспросы Тэ и других она бормотала что-то невнятное, мол, у них обсуждать это не принято.
Очевидно, Комитету требовалось обосновать свое решение так, чтобы ни у кого не возникало сомнений. И орбитеров изобразили инопланетянами-мутантами; диггерам внушали глубокую расовую ненависть к «трусам и беглецам». Чтобы понять, во что это в итоге вылилось, достаточно вспомнить, чем закончилась беседа между Доком и предводителями диггеров.
Прокладкой маршрута себя особо не утруждали: Эйнштейн неплохо здесь ориентировался, голова энци была набита географическими сведениями, а у Беледа с собой была цифровая карта. Путь осложнялся только препятствиями и складками местности, а также хищниками. К последним теоретически можно было отнести патрули красных, но едва ли они решили пустить погоню. Зачем? Конечно, приведи они беглецов в цепях, это завоевало бы им уважение новых друзей-диггеров, однако само бегство способствовало этому не хуже. А возможно, даже и лучше, потому что как нельзя лучше подкрепляло насаждаемый предводителями мем, что орбитеры – трусы.
Тэ подумывал объяснить энци, что, если бы диггеры вышли на поверхность не здесь, а к западу от 166°30’ и заикнулись о своих территориальных претензиях, с ними бы никто церемониться не стал. Какая там музыка и космические самородки – красные бы просто испепелили их. Но нагружать этим бедную девушку было ни к чему.
Они укрылись под утесом размером с футбольное поле, который клинком застрял в южном склоне прибрежного хребта. Целый день восстанавливали силы и пережидали вьюгу, устраивая короткие сеансы связи с орбиталищем Денали. Под покровом вьюги синие сбросили военную капсулу. Кэт ненадолго очнулась и объявила, что она приземлилась ниже по склону. Бард потопал туда. Его массивные ступни были похожи на снегоступы, поэтому в сугробах он не утопал. Примерно через час он притащил эту капсулу. Потом молча постоял, глядя на Кэт. Приступы унялись, и теперь она практически все время спала и просыпалась только поесть, сходить в туалет или озвучить что-нибудь пророческое.
В капсуле была еда, горючее, патроны, роботы и горная экипировка, которая очень пригодилась на следующий день во время спуска к побережью. Всю дорогу они преодолели под густым пологом облаков, который почти всегда укрывал эту часть света. Если бы за ними следили, делать это надо было напрямую: либо преследуя, либо запуская самоуправляемые летательные аппараты. Теперь у беглецов были свои беспилотники, и они могли заранее сообщить о погоне. Но роботы молчали, так что можно было с уверенностью предположить, что никто их не преследовал, если не считать крупных канидов. Те, впрочем, постоянно выдавали себя воем. Из-за них следующая ночевка прошла беспокойно. Решили стартовать пораньше, чтобы сделать финальный рывок. Последний день похода завершился поспешным спуском с высокогорья к Тихому океану.
Во время обеденного перерыва они разглядели тройку надувных одноместных планеров вроде того, на котором Кэт-два завершала экспедицию. Они летели со стороны, где, по идее, находился Каяк, на крыльях – опознавательные знаки синих, плюс передавали военные позывные. Белед без раздумий сообщил им свое местоположение. Через несколько минут планеры приземлились на вересковой равнине метрах в двухстах ниже по склону. Пилоты выбрались, освободили грузовые отсеки и начали сдувать планеры, чтобы затем скатать. Большую часть работы в итоге выполнял феклит – более коренастый и подтянутый, чем Белед. Пока он был занят, остальные двое подошли к путникам. Первый был камилит. Походка и манера держаться больше соответствовали мужчине, чем женщине, поэтому Тэ решил обращаться к нему в мужском роде, если только тот не попросит иначе. На нем был типичный для экспедиционника комбинезон с множеством отделений, на груди и плече – красные нашивки в форме креста. Стало быть, медик. Второй оказался пожилым айвинцем в гражданской одежде, несколько более щеголеватой, чем можно ожидать посреди безлюдной Берингии, но тем не менее по погоде.