Река без берегов. Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга первая - читать онлайн книгу. Автор: Ханс Хенни Янн cтр.№ 58

— Какая мудрость! Ты лжешь. Она не могла этого сказать!

— Она сказала: несколько дней назад началась школа омовений. Но она знала только само это слово и не могла дать духовного толкования для понятия чистоты. Она сказала в этой связи, что толстая полуиндианка ей противна.

— А господин Фридрих ей не противен?

— Господин Фридрих для нее образец. Источник мудрости.

— Жаль, что я его недооценил.

— Всякое бытие располагается посередине между разными мнениями о нем.

— Ты вышел с этим ребенком из города и по форме тела определил, что девочка уже достигла зрелости. Сколько же ей лет?

— Больше, чем двенадцать, но меньше, чем пятнадцать.

— Кто ее отец?

— Какой-то негр. Ты слышал это от господина Фридриха.

— Кто ее мать?

— Об этом мы никогда не говорили.

— Мечтала ли Эгеди вернуться к отцу?

— Она восхищалась господином Фридрихом и была ему предана. Она надеялась, что он откроет перед ней будущее. Отцу она могла быть благодарна разве что за свое бытие. Жизнь как таковая — в ее представлении — большой ценности не имеет.

— Значит, она мечтала об авантюре?

— Она была готова действовать по знаку господина Фридриха.

— Этот господин когда-нибудь злоупотреблял ее доверием?

— Думаю, он не враг своему делу. Он пребывает под защитой собственного греха. Юная плоть представляется ему слишком пресной. Потому-то он и может готовить ее для других, а сам этого блюда не пробовать.

— Добродетель, оказывается, тоже имеет могучих покровителей.

— Тебе выпала роль простодушного, моя же роль не слишком почтенна.

— Ты сделал ей некое предложение?

— Я ее спросил, выполнит ли она любое указание своего воспитателя. Она подтвердила это, с сияющими глазами.

— И ты оставил мысль уговорить ее саму?

— Я попытался ей понравиться — хотя, конечно, не мог сравняться с тем, кто стал для нее высшим образцом. И все-таки в чем-то я ему уподобился: потому что между ею и мною оставалась легкая дистанция: никаких глупостей между нами не произошло. Это было что-то наподобие дружбы.

— Лучшего посланца, чем ты, я бы не нашел. У тебя правильное соотношение качеств, необходимых для соблазнителя. Решительность молодого матроса и тонкий налет затемняющих твои намерения хитрых слов, с которыми ты научился обращаться — после того, как мы с тобой стали попутчиками по жизни.

— Такое признание моих заслуг показывает, что я лучше поддаюсь обучению, чем это казалось возможным мне самому.

— Итак, вы подошли к дому. Ты вошел в дом?

— Эгеди отворила калитку, через которую мы с тобой прошли сегодня. Я последовал за ней. Во дворе сидела толстуха, мать, а господин Фридрих был в доме — в тот день точно так же, как и нынешней ночью… Он потерял Эгеди на улицах города, сказал он, и благодарен судьбе, что девочка нашла человека, с такой готовностью проводившего ее до дома, — человека молодого и красивого, к тому же праздного, что говорит о его благосостоянии. Он произнес все это усталым тихим голосом, который теперь знаком и тебе. Он облегчил мне осуществление моего намерения.

— Твоего намерения?

— Намерения купить для тебя Эгеди. Я будто почуял запах рискованных возможностей. Но я, собственно, ничем не рисковал. В худшем случае меня отругали бы. Два европейца — так я подумал — могут откровенно поговорить о негритянской девочке.

— И какой же ответ ты получил?

— Тот мужчина оценивающе смерил меня взглядом. А потом медленно сказал, что ее воспитание еще не закончено. Он, дескать, не может гарантировать, что она удовлетворительно владеет необходимыми навыками. Но тем не менее свою цену она должна принести.

— И ты воспринял такую речь, не испугавшись?

— Она была произнесена естественным тоном. Даже с достоинством, характерным для королевских купцов. Были оговорены все условия, обеспечивающие интересы Эгеди. Что ее нельзя ни к чему принуждать. Что она должна вступить во взрослую жизнь как свободный человек. Что не должна порывать связь с домом, который стал для нее родиной. Что она будет следовать своим склонностям, велению своего сердца. Что за ней сохранится право на отказ. И еще я должен был ограничить эту авантюру определенным сроком. Должен был честью и верой поклясться, что ты здоров, доброжелателен, скорее робок, нежели склонен к диким выходкам. Даже твоя молодость была одним из условий.

— И все же со мной ты не посчитался.

— Мое сердце колотилось в груди. Я думал о том, каких неуклюжих выходок мне следует ждать с твоей стороны.

— Ты ввязался в игру. И собирался быстро ее закончить.

— Я взял девочку взаймы для дальнейшего обучения.

— Ты, следовательно, признаешь, что хотел жестоко ранить меня. Ты хотел привить к моему первому любовному наслаждению чувство отвращения. Ты хотел…

— Я уже тогда понял, что это плохая покупка. Слишком дорогая. А ты все не хочешь понять, что мы обмануты. Обмануты оба! Обмануты оба! Обмануты оба!

* * *

Мы стояли перед воротами моей гостиницы. Он, прощаясь, протянул мне руку. Я удивился, что последнюю фразу он выкрикнул так страстно, три раза подряд. И что собирается сразу уйти. Я удержал его руку и спросил, не хочет ли он жить здесь вместе со мной. Он отказался. Он просто убежал от меня.

Я долго не мог заснуть. Я пытался отдать себе отчет в происшедшем; но любой результат, который, как мне казалось, уже был получен, тотчас снова рассыпался в прах. Поведение Тутайна… Теперешнее прибежище Эгеди… Ее судьба… Ее значение для меня — после того как некоторые оболочки, скрывавшие ее судьбу, отвалились… Меня ужасно мучила моя путаная любовь. Я был один. Я лежал в постели и чувствовал, как конструкция моих намерений распадается. Как гибнут мои надежды. Хотелось плакать; но плакать я не мог. В конце концов усталость одолела меня. Я выпал из своего сознания и вместе с освободившимися душевными силами, над которыми время не властно и которые легко преодолевают пространство, устроил гон по городу, и его сельской округе, и по далеким горам… Но эти силы не выдали моему поверхностному разуму то, что они узнали.

На следующее утро Тутайн снова пришел и принес уже проштампованные перфоратором бумажные ролики, мои рабочие инструменты и запас чистой бумаги. Я опять спросил, не хочет ли он переселиться ко мне. Он заявил, как и прошлой ночью, что не может. Мол, не исключено, что через несколько дней все образуется… Я настаивал, чтобы он не кормил меня стандартными отговорками. Я, дескать, хотел бы смирить себя и подавить легковесные подозрения в его адрес; но мое внутреннее нетерпение требует, чтобы я заглянул в глубинные мотивы его поступков… Он ответил, что ничего от меня не скрывает, ничего существенного.