Река без берегов. Часть 2. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Ханс Хенни Янн cтр.№ 211

Очень странный чемодан, с которым Аякс впервые появляется в доме Хорна, как будто тоже намекает на эту историю (Свидетельство II, с. 225–226 ):

Это еще один аргумент в пользу предположения, что в романе Аякс является сыном Хорна.

Миф об Орионе имеет и другие точки соприкосновения с тематикой романа: Орион — жестокий охотник, странник и соблазнитель женщин; за изнасилование дочери Энопиона, Меропы, он был ослеплен и должен был, чтобы исцелиться, совершить путешествие на Восток (неся на плечах некоего Кедалиона, циклопа и помощника Гефеста, который показывал ему дорогу); он прозрел, когда подставил слепые глаза солнечному богу Гелиосу (или просто взглянул в лицо богине зари Эос); после чего стал возлюбленным Эос, но в конце концов был истреблен Геей, наславшей на него огромного скорпиона, потому что он «пообещал истребить всех зверей, какие только есть на земле» («Перечень женщин, или Эои», фрагмент 148 А: Гесиод, с. 136). В конце концов он, вместе с двумя своими собаками (Сириус, или Большой Пес, и Малый Пес), был превращен в созвездие. Ориона иногда отождествляли с Гераклом; обычным для него оружием была железная дубина (или, согласно Гомеру, «медная палица»: Одиссея XI, 575) — то есть примерно такое оружие, которым будет убит Хорн.

Наконец, созвездие Орион восходит в ноябре, когда заканчивается сезон мореплавания, и ассоциируется с бурями.

В романе, с его сквозным мотивом человеческой слепоты, взаимоотношения Аякса и Хорна с Оливой играют очень важную роль и — по крайней мере, в случае Хорна — действительно приводят к духовному прозрению.

14 ноября в Древнем Риме происходил кавалерийский парад (буквально «испытание лошадей»: Equorum probatio); парад, как и торжества в честь Феронии накануне, был частью так называемых «плебейских игр» (Ludi Plebeii), которые впервые были введены в 220 году до н. э., занимали временной промежуток 4–17 ноября и выражали самосознание римского плебса, его представления о свободе.

В романе этому событию соответствует сцена, в которой Хорн отвозит Оливу домой на конной повозке, — апофеоз примирения с действительностью, с неизбежностью смерти, что находит выражение и в музыкальном восприятии мира, в концертной симфонии Хорна (Свидетельство II, с. 607–608 ):

Зримый символ прозрения Хорна — часы, очевидно, воспроизводящие планетарную систему, устройство космоса (поскольку они показывают «дни месяца и фазы Луны», там же, с. 610 ), купленные им в подарок Оливе у «Анкера Зонне (то есть у Солнца, см. с. 774 ), часовщика с Восточной улицы» (там же, с. 606 ). Таким образом, сам Хорн тоже уподобляется (прозревшему) Ориону.

* * *

Переоценка личности Аякса Хорном. Прозрение Хорна выражается, видимо, в том, что он решительно отделяет себя от Аякса, но в то же время уже не испытывает к нему ни страха, ни ненависти. Новый образ Аякса, сложившийся в его сознании, получается двойственным (Свидетельство II, с. 611 , 616–617 ):

Объяснение этой двойственности можно найти у Пиндара (522/518 — 448/438 гг. до н. э.). Пиндар — автор песней в честь победителей Олимпийских и других атлетических игр; но каждое его произведение — попытка вписать конкретного человека в мифологическую традицию, неразрывно связанную с поэзией, учение о которой часто излагается в том же стихотворении. Во второй Пифийской песне Пиндар рассуждает о судьбе поэта, обращаясь к образу Иксиона — царя лапифов, который злодейски убил своего тестя, столкнув его в яму с огнем, после чего впал в безумие, а когда Зевс, сжалившись, взял его на Олимп, попытался соблазнить супругу владыки богов Геру. Зевс подставил ему вместо Геры ее мнимый облик, из облака (или олицетворенное облако — богиню Нефелу), результатом чего стало рождение кентавров; сам Иксион в наказание был распят на катящемся колесе (по многим версиям мифа — огненном); но в конце концов боги даровали ему бессмертие, превратив в созвездие Коленопреклоненного (позже названное созвездием Геракла). Пиндар, рассказав эту историю, сразу переходит к рассуждению о поэтах, о себе как поэте (Пиндар, с. 65–66):

Замечу, что это не только великолепное описание поэтического произведения — как кентавра, порожденного химерой фантазии и земным (в данном случае преступным и безумным, «незрячим») отцом, но и параллель (точнее, сразу несколько параллелей) к роману Янна. С распятым на колесе Иксионом можно сравнить Аугустуса, растерзанного вертящимся пароходным винтом. В результате «брака» мертвого Аугустуса с обезглавленной дочерью Старика только и мог родиться такой «сын — не сын». Наконец, в образе кентавра восстает из могилы Кебад Кения, который затем начинает «портить» соседских кобыл… Но посмотрим, что говорит дальше Пиндар (там же, с. 66–68; курсив мой. — Т. Б.):