– Среди людей это обычность, – заметил Михаил. – Печально, однако…
– В четвертой степени, – продолжил Азазель. – Метастазы проросли везде, даже в обоих полушариях мозга. Ни операция, ни химиотерапия уже не помогли бы…
– Ну-ну?
Азазель посмотрел строго и произнес раздельно и четко:
– Как сказали потом врачи, она усилием воли сумела мобилизовать защитные силы организма! Иммунная система, что до того не распознавала раковые клетки и принимала за свои, здоровые, вдруг на последнем издыхании рассмотрела наконец-то гадов, набросилась люто и за пару недель растерзала всех до единой! Бедная женщина едва не умерла от перегрузки печени и почек, которым приходилось перерабатывать и удалять все эти отходы.
Михаил смотрел с интересом.
– И этот случай не уникален. Я читал о подобном в твоем же Интернете.
Азазель взглянул на него исподлобья.
– Для глуховатых могу повторить. Оба случая не уникальны. Хотя и приходятся на три с половиной миллиона человек и на восемь миллионов каждый. Но, по моим базам данных, это первый случай, когда сходятся в одной семье.
– Когда-то да должно было такое случиться.
Азазель кивнул.
– Да, ты прав. И обезьяны могут напечатать «Войну и мир». Верю. Но если мне скажут, что вон там это случилось, я как-то не побегу смотреть на это вполне вроде бы вероятное чудо.
– Ты это к чему?
– Я все-таки, – сказал Азазель суховато, – проверю. Я как бы атеист, в чудеса не верю.
Михаил кивнул, дотащился до дивана, чувствуя себя безмерно уставшим. Жизнь среди людей выматывает бешеным ритмом, постоянно что-то происходит важное или опасное, сердце то почти засыпает, то колотится так, что вот-вот разнесет всю грудную клетку, а та мощь, которую удается взять от антисфирот, испаряется как бы сама по себе, даже когда он вот так лежит на диване.
Он, правда, не лег, у людей это считается чем-то неподобающим, только самый что ни есть плебс от кормушки сразу на диван, а сильные люди, что двигают мир, постоянно в работе, но сейчас пугает само это слово…
От большого настенного экрана донесся бодрый голос Азазеля:
– Судя по всем данным, в их семье все благополучно. Даже очень. Вот фотографии, а вот и сам парнишка.
Михаил повернул голову, Азазель двигает жестами по экрану фотографии мужчины и женщины, еще достаточно молодых, у обоих хорошие открытые лица, доброжелательный вид, таких каждый хотел бы в соседях, а еще несколько фотографий ребенка, начиная с младенца в пеленках.
С первого взгляда видно, что с ним не в порядке: застывшее лицо, все без улыбки, а все родители стараются ухватить для съемки момент, когда младенец улыбается.
Еще несколько таких же фото, а потом пошли чаще, где-то лет с пяти, живое улыбающееся личико, любопытные глазки, ходит и бегает по комнате, держа в руках игрушки.
Не поворачиваясь, Азазель сказал неторопливо:
– Но все-таки, все-таки… Надо взглянуть.
– Я с тобой, – вяло сказал Михаил.
Азазель посмотрел в его сторону с пренебрежением.
– А ты на что-то годен?
– Пара глотков из антисфироты, – заверил Михаил, – и снова на белом коне. Но могу и на черном, у меня он все равно белый.
Азазель покачал головой.
– Есть еще душевная усталость, она опаснее. Никакими быстрыми углеводами не убрать. В тебе душа Макрона, не забыл?
– Тогда… как?
– Либо отлежаться, – отрубил Азазель сурово, – либо дать себе пинка и встать!
– Я уже дал, – сообщил Михаил и поднялся. – Место наметил?
– Да. Готов?
– Указывай, – ответил Михаил.
Азазель ухватил его за плечи, Михаил как-то совсем бездумно сделал усилие для прыжка, Азазель же рядом, подошвы сразу оторвались от пола и моментально уперлись снова, только вместо стен квартиры простор, холодный ветер и дальние крыши домов.
– Прекрасно, – сказал Азазель, Михаил ощутил по тону, что тот в самом деле доволен. – Я задал точку финиша, а ты обеспечил перенос! Я даже пальцем не пошевелил. Растешь, Мишка. И не все истратил, верно?
Михаил прислушался к себе, кивнул.
– Да, что-то осталось… Где мы?
– На крыше, – сообщил Азазель насмешливо. – Я в этом городе не был, укромных мест не знаю, приходится в рилтайме по гугельным мапам… Пойдем вниз, к народу.
Глава 2
Михаил молча смотрел, как Азазель умело и чуточку хвастливо открыл запертую железную дверь, кивнул ему приглашающе, Михаил первым побежал по ступенькам вниз.
Слышно было, как Азазель гремит дверью, запирая снова. Михаил вышел на площадку к лифту, а когда появился Азазель, дверцы кабины приглашающе открылись.
Спустились чинно, как степенные люди, а не вскрывающие двери воришки. На улице прохладно, неприятный ветер и здесь, Азазель поморщился, огляделся по сторонам.
– Нужен автомобиль, – сказал он.
– Ехать далеко?
– Нет, – ответил Азазель, – просто древний зов цивилизации. Портит она всех нас, Миша. Я все серьезное привык решать в мягком кресле. Как и несерьезное. И чтоб со всех сторон гаджеты. Всякие. Даже ненужные, но приятные. Это как слоники на комоде в старину.
– Какие слоники?
– Фарфоровые, – ответил Азазель безразличным голосом. – Забудь, это лирическое отступление, я же поэт-импровизатор.
– В городе три пункта сдачи в аренду, – ответил Михаил. – Вон реклама.
Азазель отмахнулся.
– Долго возиться. Вон там, перед офисом, на стоянке, их штук пятьдесят.
– Воровать нехорошо, – напомнил Михаил.
– А мы не воруем, – пояснил Азазель. – Одолжим на часок, потом законопослушно вернем на прежнее место. Только не разбрасывай в салоне шкурки от бананов. И фантики от конфет.
– Можно подумать, – фыркнул Михаил, – ты сейчас их купишь!
– Куплю, – ответил Азазель серьезно. – Люблю смотреть, как ты борешься с адскими муками соблазна. Вернемся, велю Сири наготовить побольше блинчиков с мясом! Видел, ты их уничтожаешь быстрее, чем лесной пожар сухую солому в жаркий день в солнечной Калифорнии.
Михаил с надменностью промолчал, Азазель уверенно пошел в сторону охраняемой автостоянки, на ходу выудил из кармашка смарт, Михаил смотрел с неудовольствием, нашел время играть, но Азазель потыкал на ходу пальцем в экранчик, красный огонек перед ними на входе сменился дружелюбно-зеленым.
Все-таки Михаил нервничал, когда Азазель выбрал автомобиль, открыл и пригласил садиться на правое сиденье. За это время тревогу не поднял ни сам автомобиль, ни охранные системы на выезде, ни вообще никто в мире, словно их и не существует.