Иван Ефремов - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Еремина, Николай Смирнов cтр.№ 149

Олсон оказался не только знающим палеонтологом, но и тонким, внимательным, остроумным человеком. Иван Антонович ощущал постоянное доброжелательное стремление американского профессора понять его как личность, как писателя, вникнуть в особенности жизни в Советском Союзе.

Как-то, словно само собой, получилось, что все представительские функции пришлось нести не ПИНу, а семье Ефремовых.

После отъезда Олсона Иван Антонович решил всячески экономить время, не участвовать ни в каких заседаниях и совещаниях, которые часто собирались по линии Союза писателей. Давно задуманная повесть — «Долгая Заря» — слишком долго ждёт. В квартире наконец установили телефон, и решать текущие проблемы стало проще.

В мае 1964 года Ефремовы вновь отправились по Волге. Глядя на обрывы красноцветов, Иван Антонович хотел приняться за что-нибудь палеонтологическое, популярное. В то же время спокойный бег воды возвращал к мыслям о новом романе. Люди коммунистического общества летят на далёкую планету. Соединить в одном произведении то, что никто никогда не соединял: утопию и антиутопию. Резче, выпуклее станет одно на фоне другого.

Едва успел возвратившийся домой Ефремов вработаться, вписаться в давно задуманный роман — вынужденный перерыв: подоспела корректура «Лезвия». Чтобы рукопись превратилась в книгу, сначала нужно работать с первой вёрсткой, затем со второй — при постоянном контроле со стороны корректоров, редакторов и автора.

Грустно писал он Владимиру Ивановичу Дмитревскому:

«Интересно, что «Молодая Гвардия» до сей поры мне не перевела «одобрения» — 35 %. Якобы бумага затерялась где-то на столе у директора… а я уже подошёл к самому краю своих сберкнижечных возможностей. Затем ещё номер — якобы не хватает бумаги, и они хотят дать тираж 65 000 — это даже в магазины не попадёт. Но как будто теперь собираются 115 — в общем, всё время что-то неясно, что-то крутится, и не поймёшь, главное, в чём же суть. Вообще, на опыте «Лезвия» пришёл к заключению, что писательство в нашей стране — дело выгодное лишь для халтурщиков или заказников. Посудите сами — я ведь писатель, можно сказать, удачливый и коммерчески «бестселлер», а что получается: — «Лезвие» писал с середины 1959 года, т. е. до выхода книги пройдёт без малого 5'/2 лет. Если считать, что до выхода следующей, мало-мальски «листажной» повести или романа пройдёт минимум ещё два года, ну в самом лучшем случае — полтора, то получается семь лет, на которые растягивается финансовая поддержка от «Лезвия». Если всё будет удачно, то «Лезвие» получит тройной гонорар (журнал + 2 издания) за вычетами, примерно по 8500, т. е. в итоге — 25 тысяч. Разделите на семь, получите около 300 рублей в месяц, поэтому если не будет в ближайшее же время крупного переиздания, то мой заработок писателя (не по величине, а по спросу и издаваемости) первого класса оказывается меньше моей докторской зарплаты — 400 р. в мес., не говоря уже о зав. лабораторской должности — 500 руб. Каково же меньше пишущим и менее удачливым или издаваемым — просто жутко подумать.

В итоге — если не относиться к писанию как некоему подвигу, но и не быть способным на откровенную халтуру и угодничество — не надо писать, а надо служить. Как ни странно, это сейчас даже почётнее, а то писателя всяк считает своим долгом критиковать, ругать, лезть с советами. Видимо, что-то надо правительству предпринимать с писателями, иначе будет как в Китае. Я слыхал, что в Польше была стычка писателей с правительством, и писатели выиграли кое-какие преимущества. У нас это не в моде, и потому руководители культуры должны проявить разум, пока не поздно. Вот какие экономические рассуждения. Они не означают, конечно, что я вознамерился возвратиться в науку, но трезвое представление о действительности никогда не мешает». ^[263]

Только в августе 1964 года Ефремов подписал сверку «Лезвия бритвы» в печать. Отзывы на журнальную публикацию продолжали идти. Он был готов ко всему: и к тому, что книгу будут неуёмно хвалить, и «лаять воровскими словами». Неожиданным оказалось то, что автора приняли за посвящённого йога. Некоторые прямо просили стать для них Учителем, Гуру. Иван Антонович писал:

Почтальоны приносили письма мешками. Иван Антонович старался внимательно прочитать каждое, откладывал те, на которые хотелось ответить. Думалось: в наше трудное время нельзя сгоряча судить и рубить, но если встречается хоть крупица чего-то светлого, надо вызволять и сберегать её.

В 1957 году началась переписка Ефремова с молодым моряком Борисом Устименко, в первом письме которого он словно бы узнал давно прошедшие дни и самого себя — юного, мечтательного, ищущего свой путь. Переписка продолжалась 15 лет — за это время Иван Антонович написал Борису, ставшему журналистом, 52 послания — письма, открытки и телеграммы, ^[265] помогал всем, чем мог: посылал деньги на дорогу, вместе с Таисией Иосифовной покупал отправлявшемуся на Дальний Восток моряку рубашки, тарелки и подобные мелочи. Всегда был готов помочь спокойным, мудрым словом.

С 1964 года Ефремов переписывался с Галиной Яремчук, девушкой, которая прислала ему свои рисунки к «Туманности…», и её мамой, Аделаидой Александровной Ситанской. Иван Антонович выписывал ей в подарок журнал «Художник», помогал в выборе жизненного пути, был строгим критиком её новых работ. Галина стала автором экслибриса, который украсил книги домашней библиотеки Ивана Антоновича.

У Нади Рушевой есть рисунок, на котором несколькими точными линиями изображён доверчиво-серьёзный кентаврёнок. Если есть кентавры, то у них должны быть и дети! Галина Яремчук продолжила эту шуточную греческую тему — она нарисовала кентавриду, кентаврессу — девушку-кентавра, которая словно потягивается, едва проснувшись. Линию длинных волнистых волос продолжает пышный лошадиный хвост. Надпись стилизована под древнегреческие буквы: «Из книг Ивана Ефремова».