Тайны смерти русских писателей - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Еремин cтр.№ 74

При этом мы обязаны отметить, что, невзирая на личность Михаила Юрьевича, на его симпатии и антипатии, на его характер и его слабости, дуэль, в которой он погиб (если таковая имела место), не соответствовала никаким дуэльным правилам и была проведена столь гнусно (или глупо), что более похожа на преднамеренное убийство.

К сожалению, обязаны мы признать и косвенную вину в случившемся Николая I, хотя судить в этой истории спустя почти 200 лет никто не имеет права, поскольку гибель поэта в данном случае есть тайна великая и разгадке не подлежащая.

2

В воскресенье 18 февраля 1840 г. в 12 часов пополудни в роще у Парголовской дороги за Черной речкой состоялась дуэль между Эрнестом Барантом (1818–1859), атташе французского посольства в России и сыном французского посла Амабля Баранта (1782–1866), и Михаилом Лермонтовым.

Дело в том, что стихотворение «На смерть поэта» сильно смутило Баранта-старшего, он его расценил чуть ли не как оскорбление французской нации. Посол не раз высказывался по этому поводу в присутствии сына. Характер у Баранта-младшего был вздорный, недаром В. Г. Белинский отзывался о нем как о «салонном Хлестакове». Молодой человек стал искать повод, чтобы отомстить русскому за оскорбление французов.

Был и еще один существенный повод для дуэли, о котором долгое время почти не говорили. В январе 1837 г. секундант д’Аршиак одолжил у Эрнеста Баранта пистолеты для дуэли Пушкина и Дантеса, таким образом, атташе косвенно был соучастником смертельного ранения Александра Сергеевича, а потому все связанное с этой дуэлью воспринимал чрезвычайно остро. Лермонтов об этом знать не мог.

Ко всему еще добавилось предположительное соперничество из-за женщины — якобы Барант и Лермонтов одновременно ухаживали за вдовствующей княгиней Марией Алексеевной Щербатовой (1820–1879). Если так оно и было, то Барант бесспорно имел приоритет по времени, но вдовушка ^[182] явно отдала предпочтение поэту, так что шансов у француза не оставалось. Он это отлично сознавал и не особо огорчался. Лермонтов посвятил возлюбленной самую маленькую из трех своих «Молитв»: «В минуту жизни трудную…», что уже многого стоило в ту романтическую эпоху! Сама императрица Александра Федоровна переписала это стихотворение в свой альбом и не раз цитировала его.

16 февраля 1840 г. на балу у графини Александры Григорьевны Лаваль (1772–1850) Эрнест Барант потребовал от Лермонтова объяснений относительно «невыгодных вещей», которые поэт высказал о нем «известной особе». Предполагают, что этой особой была М. А. Щербатова, сплетня же о злоречии Михаила Юрьевича исходила от Терезы фон Бахерахт (1804–1852), за которой Барант тогда начал ухаживать. Признанная, но уже стареющая тридцатишестилетняя красавица, Тереза была дочерью русского дипломата и знаменитого в истории минералога-любителя Генриха Антоновича фон Струве (1772–1851) и женой секретаря русского консульства Романа Ивановича фон Бахерахта (? — 1884). Женщина умная, талантливая, в целом доброжелательная, госпожа фон Бахерахт имела одну, но очень существенную слабость — обожала слухи и сплетни.

Историки по документам следствия приблизительно восстановили диалог на балу у Лаваль.

— Правда ли, что в разговоре с известной особой вы говорили на мой счет невыгодные вещи? — спросил Барант.

— Я никому не говорил о вас ничего предосудительного, — последовал ответ Лермонтова.

— Все-таки если переданные мне сплетни верны, то вы поступили весьма дурно, — настаивал Барант.

— Выговоров и советов не принимаю и нахожу ваше поведение весьма смешным и дерзким, — парировал Лермонтов.

И тогда в конец раздраженный Барант заявил:

— Если бы я был в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело! ^[183]

Француз откровенно намекал на дуэль, которые после гибели Пушкина энергично преследовались властями. Беда заключалась в том, что Николай I обладал романтической натурой и всячески приветствовал рыцарство. Известно, что при дворе самого его льстиво называли императором-рыцарем. По сей причине Николай Павлович нередко смягчал наказание дуэлянтам.

Но не будем забывать и о том, что дуэли пришли к нам из Франции вместе с модой на все французское и к истинной чести человека никакого отношения они не имели и не имеют. Это в интеллигентских книжонках трусливые борзописцы, зачастую оружия в руках не державшие, напускают на дуэли туман романтики и благородства. В России верующие в Бога люди изначально относились к дуэлям весьма отрицательно. Поскольку человек есть творение Божие, он не имеет права по своей воле распоряжаться собственной жизнью и смертью: а ведь дуэль обычно приравнивается к варианту суицида посредством чужих рук. Погибших на дуэли даже отпевать и хоронить по православному обряду было запрещено.

Однако офранцуженное, атеистически настроенное дворянство подобного рода моральными проблемами себя не обременяло, особенно в век вольтерьянства (вторая половина XVIII — первая половина XIX в.). К сожалению, и русская классическая литература не избежала этой богомерзкой моды и внесла свою существенную лепту в романтизацию дуэли: пушкинский «Выстрел», лермонтовская «Княжна Мери», позже купринский «Поединок» и т. д. Чем гениальнее творец, тем коварнее оказывается описываемое им событие.

Итак, мода есть мода, а дурь молодости ни в какие времена никто отменить не мог.

Михаил Юрьевич на выпад Баранта немедленно ответил:

— В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно ^[184].

Барант вызвал поэта на дуэль. Таким образом, именно француз считался оскорбленной стороной, попытки опровергнуть это положение некоторыми яростными поклонниками поэта неосновательны.

Секундантами согласились стать двоюродный дядя Лермонтова, лейб-гусар и капитан Алексей Аркадьевич Столыпин (Монго) (1816–1858) и виконт Рауль д’Англесе.