Любимец зрителей - читать онлайн книгу. Автор: Буало-Нарсежак cтр.№ 49

«Созвонимся» — излюбленное выражение тех, кому уже нечего сказать друг другу. Сильвен пребывает в тревоге. Он дважды пытается связаться с Медье. Женский голос, мелодичный и скорбный, как голос по репродуктору в аэропорту, отвечает, что господин Медье в Риме, в Лондоне… Какого хрена ему делать в Лондоне! Сильвен вне себя. Уж не водит ли Медье его за нос? Что за дурацкая профессия! Знать бы еще, откуда он взялся, этот Медье. Начать с того, что его зовут не Медье. Ева навела справки. У нее повсюду таинственные осведомители. Ее агентство — своего рода ЦРУ в миниатюре, которое пустило глубокие корни в киношном мире. Оказывается, настоящее имя Медье — Сэмюэл Баллок, по происхождению американец, его отец жертва маккартизма, обосновался в Париже. Единственный фильм, какой он выпустил, создан по оригинальному сценарию, автор которого, вопреки слухам, вовсе даже не Чейз, а безвестный писатель, его первоначальное название «Утопленник пускает пузыри» прокатчики восприняли без особого восторга, и фильм выпустили на экраны как «Берегись! Ограбление!». Успех незначительный, кассовые сборы мизерные. Гангстерские фильмы уже не котируются! Вот почему, явно шарахаясь из одной крайности в другую, Медье и взбрела в голову мысль о «Вертере».

«Вертер» после «Берегись! Ограбление!»… Сильвена прошиб холодный пот. Должен ли он, несмотря ни на что, цепляться за Медье? Или лучше ему плюнуть на это дело? Он переходит от возмущения к унынию, меняя решение по десять раз на дню.

Марилен умоляет мужа не отказываться. Ева, более осторожная, полагает, что следует выждать. Она продолжает вести разведку. Что до Фрескини, то сведения тоже не бог весть какие. Подтверждается, что он, неплохо заработав на порнофильмах, теперь желал бы получить признание как серьезный продюсер. Голдсмит же — тот сколотил состояние на шарикоподшипниках, имеет сына, снимающего любительские короткометражки, который не прочь стать ассистентом режиссера. Время идет. Тельма стоит на своем — он должен отказаться от этого предложения, но привести мало-мальски убедительный довод она не в состоянии. Сильвен наконец внушил себе, что ее страхи ложны. Мерсье после дипломатических расспросов сообщил Сильвену, что проект постановки «Черных одежд» ушел в песок, но перед Даниелем, похоже, маячит новый. Неужто «Вертер»? Сумел ли Фрескини добиться у Медье роли для Даниеля? Нет и нет! Это было бы слишком несправедливо. Сильвен уже не ест, не спит. Марилен дуется. Жизнь являет какую-то сплошную непристойную гримасу. И вдруг неожиданный звонок поутру воскрешает Сильвена из мертвых.

— Алло! Господин Дорель? С вами говорит «Галлия-продюксьон».

У них мания — торжественно оповещать о себе через секретаршу. Если бы еще поставить у входа дюжего швейцара в белых гетрах, ударяющего о землю алебардой! Сильвена на секунду увлекает эта идея, и радость журчит в нем ручейком.

— Алло… Дорогой Сильвен… Как жизнь?

— Очень хорошо. Признаюсь, я ждал вашего звонка с известным нетерпением.

Медье прерывает его:

— Минутку. Дорогой Сильвен…

Голос удаляется, и Сильвен слышит на фоне перестука клавиш пишущей машинки: «Я на совещании. Пусть перезвонят часа в четыре». И вот Медье опять на проводе:

— Значит, так. Наш проект обретает форму. Не далее как позавчера собиралась наша группа. Мы достигли согласия по кандидатуре сценариста. Альберто Фьорентини. Этот парень мало кому известен у нас, но пользуется солидной репутацией в Риме. Изъясняется по-французски, с этой стороны проблем нет. Я бы хотел, чтобы вы встретились с ним. Вы не против? У меня в конторе, сегодня вечером, часиков этак в девять. Коль скоро вам предстоит совместная работа, было бы недурно обменяться идеями. Предупреждаю без обиняков: у Альберто оригинальнейший склад ума. И поначалу это может ошарашить. Он хорошо относится к «Вертеру», но желает привнести в сценарий социальный элемент… Короче, он сам объяснит вам все. Могу я на вас рассчитывать?

— Разумеется, — бормочет ошеломленный Сильвен.

— Встретимся вечером, дорогой Сильвен. Мое почтение вашей очаровательной супруге.

Щелк. Телефон отключился, а Сильвен повторяет про себя: «“Социальный элемент!” Я сплю и вижу сон. Час от часу не легче. Это все больше и больше смахивает на бред!»

Сильвен немедля назначает свидание Еве. Место встречи — бульвар Сен-Жермен, в баре. Ева терпеливо слушает его, прикрыв глаза, прикрыв веки от дыма своей вонючей сигары.

— Признайся, — говорит он, — мне жутко не повезло, что я нарвался на такую публику. А ведь чего-чего — хороших продюсеров в Париже пруд пруди. Возьми «Гомон». Они покупают права на книгу, назначают продюсера, сценариста, исполнителя, и бац — три месяца спустя приступают к съемкам. А я — я стою на одной ноге, силясь не потерять равновесие. Буду ли я сниматься? И в чем? — спрашиваю я себя. Социальный элемент в «Вертере»! Ты знакома с ним, с этим Фьорентини?

Ева не знакома, но советует Сильвену запастись хладнокровием.

— Романы, — говорит она, — издаются для того, чтобы их переделывали. Они резиновые. Каждый выкраивает из них маску по своей мерке. Надеюсь, я не сообщаю тебе ничего нового! Так что играй в их игру.

Контора Медье находится в одном из этих старых зданий на Елисейских Полях — сплошные коридоры, которые скупо освещены и пахнут дезинфекцией. Две комнаты. Одна для секретарши — скоросшиватели, пишущая машинка под чехлом, на стенах афиши кинофильмов «Берегись! Ограбление!», «Шпана». «Весьма многообещающе», — иронизирует про себя Сильвен. Вторая — просторнее и уютнее: палас, клубные кресла, большой письменный стол, на котором разместились телефонные аппараты. Все это подмечено Сильвеном при беглом взгляде вокруг себя, поскольку Фьорентини уже здесь, стоит боком к окну, наблюдая за тем, что происходит на проспекте.

Подходит Медье и знакомит их. Фьорентини изящен на итальянский манер — несколько подчеркнуто. Красивое, немного строгое лицо, как у Витторио Гасмана. Очки в тончайшей оправе придают ему профессорский вид. Лет сорока. Медье достает из шкафа обязательное виски. «Meeting», как он выразился, можно начинать. Фьорентини говорит напрямик:

— В сущности, что мы имеем, если изложить сюжет «Вертера» в двух словах? Один персонаж, который впал в детство, один — рогоносец, героиня — ходячая добродетель, вместо первого любовника — девственник. Я намеренно упрощаю, чтобы нагляднее охарактеризовать действующих лиц.

— Вы слишком упрощаете, — произносит Сильвен.

— Самую малость. Заметьте себе, я восхищаюсь Гёте, но «Вертер» — литература для чахоточных. Роман, который нуждается в переливании крови.

Медье снисходительно улыбается, всем своим видом выражая: «Я предупреждал вас, этот парень — большой оригинал».

— Историю придется переписать набело, — продолжает итальянец. — Я говорю не о стиле — это уж само собой. Я говорю о взаимоотношениях персонажей.

Сняв очки, он протягивает их к свету и, проверив прозрачность стекол, протирает кусочком замши, не переставая разглагольствовать:

— Отец, принуждающий дочь выйти за нелюбимого, влюбленный, впавший в отчаяние, — ситуация довольно выигрышная. Я вижу, вы намерены мне возразить, что это мелодрама. Но если идти по такому пути, то как по-вашему, разве Верди — не мелодрама? Мелодрама — возвышенное искусство при условии, что чувства выявляют социальные противоречия данного общества. И вот тут как раз и…