– Это она рассказала вам о кураре?
– Даже дала возможность порыться на эту тему в Сети. Возможно, для того, чтобы я собственными глазами прочитал, что физостигмин снимает эффект лишь временно. Но я увидел кое-что еще…
– Что?
– До этого я еще дойду. Ракель выхватила у меня телефон и пригрозила обвинить меня в убийстве брата, если я не пойду на ее условия. Я был в шоке и почти не осознавал, что происходит. Они надели на меня шляпу и солнечные очки. Ракель сказала, что выйдет не очень убедительно, если люди увидят на лестнице одновременно двоих Лео. А потом добавила, что его надо вынести из квартиры, пока он хоть чуть-чуть держится на ногах. И я увидел в этом последнюю возможность. Я решил, что за дверью можно будет позвать на помощь…
– Однако не позвали.
– Ни на лестничной площадке, ни в лифте мы не встретили ни одной живой души. Был канун Рождества. Не думаю, что высокого мужчину действительно звали Йон, как представила его Ракель. Она сама несколько раз назвала его Беньямином. Именно он и напал на вас сегодня на площади. Но тогда…
– Да?
– Тогда они с Ракель выволокли Лео из подъезда – он еще худо-бедно держался на ногах – и затащили в припаркованный на улице черный «Рено». Начинало темнеть – по крайней мере, было похоже на то…
Тут Даниэль Бролин снова надолго замолчал, как будто о чем-то задумался.
Декабрь, полтора года назад
Улица перед ним лежала пустая. Вероятно, Дэн должен был побежать за подмогой, но совершенно невозможно было оставить Лео одного. К вечеру стало теплее, снег на улицах превратился в грязную жижу. Ракель и ее помощник втащили Лео в машину.
– Мы везем его в больницу, ведь так? – спросил Дэн.
– Разумеется, – ответила Ракель.
Неужели он действительно ей поверил? Ей, которая только что объясняла ему, что это бессмысленно, которая угрожала ему? Дэн ничего этого не помнил, когда садился в машину. В голове крутилась одна-единственная мысль – о том, что, если некоторое время поддерживать в пострадавшем от яда кураре дыхание, он может вернуться к жизни. Он опустился на заднее сиденье рядом с Лео. По другую сторону сел тот, кого Ракель называла Беньямином.
Это был крупный мужчина – не меньше сотни килограммов – с неправдоподобно огромными руками и невинным, детским лицом. Впрочем, Дэн не особенно его разглядывал. Он целиком сосредоточился на Лео, который должен был дышать. Дэн еще раз спросил Ракель, действительно ли они едут в больницу. «В Каролинскую», – на этот раз уточнила она и даже назвала номер отделения.
– Верь мне.
Ракель добавила, что уже связалась со специалистами. Они ждут Лео и обязательно что-нибудь сделают. Почему Дэн ей поверил? Возможно, он был в шоке и плохо воспринимал происходящее. Трудно сказать, но в этот момент он всеми правдами и неправдами поддерживал в Лео искру жизни. И никто не препятствовал ему в этом. Ракель как ни в чем не бывало вела машину. Движение было не особенно оживленное, и скоро они выехали на мост Сольнабрун. Завидев впереди красные стены больницы, Дэн на некоторое время поверил, что все и вправду будет хорошо. Но он поддался иллюзии. Вместо того чтобы остановиться, автомобиль прибавил газу и пролетел мимо Каролинской больницы в сторону Сольны.
Дэн кричал и размахивал кулаками, пока не почувствовал жжение в бедре. Мышцы его сразу обмякли. Ярость не прошла, но стала бессильной. Дэн в отчаянии тряс головой, стараясь удержать сознание в ясности, но с каждой минутой это становилось все труднее. Он потерял счет времени. Будто сквозь сон видел, как Ракель и ее помощник о чем-то перешептывались. Потом женщина возвысила голос и заговорила, обращаясь к Дэну. Похоже, она пыталась в чем-то его убедить, но в чем? Дэн слышал что-то о мечтах, которые наконец воплотятся в жизнь, о богатстве, которое ему не снилось. Наконец, о счастье.
– Ты будешь счастлив, Даниэль, мы это устроим.
Но рядом хрипел Лео, по другую сторону которого сидел этот Беньямин, и это… это было убедительнее всяких слов.
* * *
Микаэль Блумквист вряд ли сможет это понять, но Дэн должен сделать то, что должен.
– И вы соблазнились? – спросил журналист.
Дэн подавил в себе желание разбить винную бутылку о его голову.
– Вы должны понять, – повторил он, – что в эту минуту для меня не существовало ничего и никого, кроме Лео.
Он снова замолчал.
– И о чем же вы думали в тот момент? – спросил Микаэль.
– О том, как нам с Лео выбраться из этой ситуации.
– У вас был конкретный план?
– План? Нет. Но я решил подыграть им, пока не обнаружится что-нибудь, за что можно будет зацепиться. Мы выехали за город. Ко мне понемногу возвращались силы, но Лео становилось все хуже. Он лежал без движения и задыхался. Я не спускал с него глаз. Мне трудно говорить об этом…
Дэн выпил вина.
– Я понятия не имел, куда мы едем. Дорога сужалась. В темноте проступали очертания хвойного леса. Теперь вместо снега шел дождь. Я увидел указатель «Вильдокра». Мы повернули налево на лесную дорогу и через десять минут остановились. Ракель Грейтц и Беньямин вышли из машины и что-то вытащили из багажника… Какую-то железную штуку. Мне было не до них, я занимался Лео. Я положил его на сиденье и стал делать искусственное дыхание. Как умел. Чувства мои притупились. Когда Лео вырвало, я даже не заметил этого. В машине плохо пахло. Я склонился над Лео и… вы можете себе это представить? Это было все равно как склониться над самим собой. Самое интересное, что они позволили мне делать это. Хотя я все равно не осознавал происходящего. Я сосредоточился на Лео и на Ракель. Я не выпускал ее из виду. Ее ласковый голос все время внушал мне, что Лео должен умереть. Скоро эффект физостигмина закончится. Это ужасно, говорила Ракель, но здесь ничего не поделаешь. Правда, есть и утешительный момент – никто не станет искать его. Никто даже не спросит, куда девался Лео, потому что я займу его место. Его мать при смерти. Я должен буду уйти из фонда Альфреда Эгрена и продать Ивару свою долю акций. Этого опять-таки никто не заметит. Всем давно известно, что Лео Маннхеймер только и мечтает о том, чтобы сменить работу. Это не более чем справедливо, я давно заслуживаю этого. Я не видел другого выхода, кроме как во всем с ней соглашаться. Я бубнил что-то вроде того, что все понимаю. Они отобрали у меня телефон, как я уже, кажется, говорил. Мы были в лесу, и я не видел поблизости и намека на человеческое жилье. Что же мне оставалось делать?
Вскоре Беньямин вернулся. Мокрый снег стекал по его лицу вперемешку с потом. Штаны были покрыты грязью. Шапка сидела косо. Он выглядел как черт из преисподней. В группе царило молчаливое взаимопонимание. Беньямин выволок Лео из машины. Он был неуклюж, как медведь. Голова Лео билась о землю. Помню, как я снял с Беньямина шапку и надел ее на брата. Потом застегнул на нем пуговицы. Мы даже не одели его как следует. На Лео не было ни галстука, ни шейного платка. Шнурки на домашних туфлях болтались, развязанные, – кошмарная сцена. Меня все тянуло убежать в лес или выскочить на дорогу в надежде встретить кого-нибудь. Но оставалось ли у меня время на это? Не думаю. Я ведь даже не знал, жив ли брат. Поэтому я молча пошел за ними в лес. Беньямин тащил Лео. С большим трудом, как казалось со стороны, хотя брат был легкий и худой. Я предложил ему помощь, но Беньямин отказался. Он вообще старался держаться от меня подальше.