Девушка, которая искала чужую тень - читать онлайн книгу. Автор: Давид Лагеркранц cтр.№ 22

Его первые произведения были претенциозны. Тогда он еще многого не умел, даже не знал, что на свете существует джаз. Его аккорды резали слух. И главное – он еще не мог извлекать мелодии из жужжания насекомых, шелеста листвы под ветром, отдаленных голосов и городского шума. Но, несмотря на все это, весь тот день Лео провел за роялем и был счастлив, как может быть счастлив только мальчишка.

Собственно, он любил одиночество. Единственным другом Лео был психолог Карл Сегер. Каждый вторник в четыре часа дня Лео появлялся у него в кабинете в Брумме ^[18] и нередко звонил ему вечерами тайком от родителей. Карл понимал его, как никто, и часто ссорился из-за него с Херманом и Вивекой. «Не лишайте мальчика детства! – кричал он. – Он задыхается, разве вы не видите?» Разумеется, его никто не слушал. Тем не менее Карл оставался на стороне Лео. Только он и его невеста Элленор.

Отец и Карл различались как день и ночь. Лео никак не мог понять, что связывало их друг с другом. Вот и теперь Карл почему-то отправился с отцом на охоту, хотя терпеть не мог, когда убивают животных. Лео считал Карла Сегера человеком другой породы, нежели отец и Альфред Эгрен. Карл не интересовался политикой и не хохотал вместе со всеми за обеденным столом над какой-нибудь глупой шуткой. В кругу хозяев жизни он чувствовал себя чужим. Зато сразу находил общий язык с чудаками и одиночками, которых, благодаря своим научным изысканиям, понимал лучше других. Карл любил поэзию, особенно французскую. Он читал Камю, Стендаля и обожал Эдит Пиаф. Одевался несколько небрежно, почти как художник. Но главное, он умел выслушать и был единственным, кто видел всю глубину таланта Лео – или его проклятия, как посмотреть.

«Ты очень чувствителен, Лео, – говорил Сегер мальчику. – Но ты должен этим гордиться. В тебе дремлют большие силы. Все будет хорошо, вот увидишь».

Каждый день Лео с нетерпением ждал еженедельной встречи с Карлом. Сегер держал частную практику в собственном доме на Грёнвиксвеген, где на стенах висели черно-белые фотографии с видами Парижа пятидесятых годов. Лео устраивался в потертом кожаном кресле, и начиналась беседа о том, чего не понимали ни его родители, ни друзья. При этом он отдавал себе отчет, что идеализирует Карла. После того октябрьского дня он всю жизнь только и занимался тем, что идеализировал его.

Итак, Лео сидел за роялем. Он играл, зависая на каждом звуке, следя за движениями мелодии. Но тут во двор въехал отцовский «Мерседес», и мальчик встал из-за рояля. Он был удивлен и напуган: папа должен был вернуться только в воскресенье вечером. Мальчик прислушался. Дом стоял погруженный в напряженную тишину, в любой момент готовую взорваться криком. Дверь комнаты Лео осторожно приоткрылась и тут же захлопнулась. В душе мальчика зашевелилось недоброе предчувствие. Гравий хрустел под тяжелыми отцовскими шагами. Потом на лестнице послышались вздохи. Должно быть, сейчас отец снимал верхнюю одежду и убирал ружье и ягдташ.

Вот заскрипела лестница на второй этаж. Лео замер от страха, когда в дверях возникла мрачная отцовская фигура. Он навсегда запомнил этот момент. Отец был в зеленых охотничьих брюках и черном непромокаемом плаще. На его лбу блестели капли пота. Лео перепугался. Обычно отец не терял самообладания даже в самых критических ситуациях. Бледный как смерть, он приблизился к сыну, неуклюже обнял его и прижал к груди.

– Мне очень жаль, мой мальчик. Мне страшно жаль.

И позже Лео ни разу не усомнился в искренности этих слов. Но то, что стояло за ними, не на шутку напугало его – немой, парализующий ужас, отразившийся в глазах отца и словно мешавший ему говорить. Однако даже это не имело теперь никакого значения, потому что Карл был мертв. Лео почувствовал это еще до того, как выслушал сбивчивый рассказ папы, и сразу понял, что его жизнь никогда больше не будет прежней.

* * *

В Музее фотографии было людно, несмотря на солнечную погоду. Впрочем, Микаэля это не особенно удивило. Тема биржи и акций волновала многих. Да и организаторы мероприятия – Общество акционеров – умели привлечь людей интересными темами. «Скачущий курс, – гласил с афиши заголовок сегодняшнего семинара. – Скоро ли лопнет мыльный пузырь». Ниже следовал внушительный список приглашенных, среди которых, по-видимому, Лео Маннхеймер не был гвоздем программы. Зато он выступал первым, так что Микаэль и Малин подоспели вовремя.

После уличного зноя и духоты слушатели с наслаждением окунались в прохладу зала. Микаэль и Малин заняли места в одном из задних рядов слева. Обоим было не по себе: Блумквисту – после недавнего разговора с Хольгером, Малин – в предвкушении встречи с Лео.

– Сегодня нам предстоит провести потрясающий вечер, – провозгласила председатель общества акционеров юная Карин Лестандер. – Несколько известных специалистов готовы представить нам свои версии видения ситуации, сложившейся на финансовом рынке. Но прежде я предлагаю вам взглянуть на биржу с философской, так сказать, точки зрения. Итак, встречайте! Директор отдела аналитики фонда Альфреда Эгрена, доктор экономики Лео Маннхеймер!

Высокий, худощавый мужчина в светло-голубом костюме поднялся с кресла в первом ряду и легкой, уверенной походкой взошел на сцену. Однако в следующий момент произошло нечто непредвиденное. Послышался стук, как будто где-то в зале опрокинули стул. Мужчина в голубом костюме вдруг покачнулся и, чтобы не упасть, ухватился за край стоявшего на сцене круглого стола.

– О, нет… – Малин вцепилась Микаэлю в рукав.

Лео Маннхеймер удержался на ногах, хотя его лицо стало пепельно-серым, и тут же потянулся за стоявшей на столе бутылкой воды. Публика разволновалась, послышались испуганные женские крики.

– Боже мой, Лео, что такое? – заверещала Карин Лестадер. – Ты плохо себя чувствуешь?

– Всё в порядке, – улыбнулся Лео Маннхеймер.

– Ты уверен?

– Легкое недомогание, не более того. – Он изобразил на лице улыбку.

– Рада тебя видеть, – приветствовала гостя Карин Лестандер, не вполне уверенная, стоит ли продолжать дальше.

– Спасибо, взаимно.

– Обычно ты…

– Стою на ногах тверже?

Лео издал нервный смешок.

– Именно. Лео, ты – скала. Твои экономические анализы для фонда Эгрена поражают глубиной и тонкостью. Но сегодня нас больше интересует фондовый рынок. Причем… как бы это точнее выразиться… в философском плане. Когда-то ты назвал его храмом; почему?

– Ну… – Лео Маннхеймер ослабил галстук и долго молчал, прежде чем нашел в себе силы продолжить. – Ну… полагаю, не мне первому пришло в голову это сравнение. Я бы даже назвал его расхожим.

– Вот как? И на чем же оно основано?

– Ну… – Лео вздохнул и на несколько секунд прикрыл глаза. Мало-помалу лицо его оживало и уже не казалось таким бледным. – Фондовый рынок – тоже своего рода религия. Очевидно, что и то, и другое держится на нашей вере. Стоит нам усомниться – и рынок рухнет так же, как церковь. Это неоспоримый факт.