Я снова пожал плечами.
– У него свои секреты, у тебя – свои. Мне, например, известно имя твоего ребенка – Морриган. А Квинн этого не знает.
Мона вздрогнула.
Снизу доносился приглушенный шум ссоры. Даже только-только вставшие из-за стола Нэш и Томми были вовлечены в скандал и приняли сторону Жасмин. А Большая Рамона объявила Квинна некромантом. Сайнди рыдала.
– И все же… Убить собственную мать… – Недоуменно прошептала Мона.
На какую-то секунду я позволил себе погрузиться в воспоминания о собственной матери, Габриэль, которую провел через Обряд Тьмы. Мир велик, и кто знает, в каком его уголке пребывает сейчас это холодное, жестокое, молчаливое существо, чье стремление к одиночеству было для меня непостижимо? Я давно не встречал Габриэль, хотя с радостью повидался бы с ней. Наши свидания лишены тепла и понимания, они не приносят утешения. Но разве это важно?
Квинн постучал в дверь. Я впустил его. На улице заурчал мотор лимузина. Клем готовил его к поездке. Ночь была жаркой, и он включил систему охлаждения. Нам предстояло чудесное путешествие в Новый Орлеан.
Плотно прикрыв и заперев дверь, Квинн прислонился к ней спиной и глубоко вздохнул:
– Ограбить Банк Англии было бы проще.
Он вложил в протянутые руки Моны блестящие туфли на высоких каблуках.
Мона внимательно их осмотрела.
Встав на каблуки, она будто выросла на добрых четыре дюйма, а напряженно выпрямленные ноги – это было заметно даже под платьем – сделались обезоруживающе соблазнительными. Туфли оказались ей чуть-чуть маловаты, но ремешки, усыпанные искусственными бриллиантами, были просто великолепны. Пока Мона застегивала на щиколотке ремешок, Квинн сделал то же самое со вторым.
Потом она приняла от Квинна накидку, надела ее, запахнула полы и рассмеялась, когда легкие перья коснулись шеи.
Свободная, переливающаяся нарядная накидка смотрелась на ней просто восхитительно.
Мона носилась по комнате, то и дело кружась. Мужчинам, по-моему, такие па не по плечу. Она великолепно сохраняла равновесие. Едва начав ощущать собственную силу, она испытывала своего рода эйфорию, которая и подталкивала ее к столь рискованным экспериментам, как эти стремительные вращения на невероятно высоких каблуках. Круг, еще один, еще – и вдруг Мона резко остановилась и застыла возле дальнего окна.
– Ради всего святого, скажи, почему ты убил свою мать? – спросила она.
Квинн уставился на нее в полной растерянности. Потом плавным движением приблизился к Моне, обнял ее и прижал, как прежде, к себе. Однако ничего не сказал. Упоминание о Пэтси повергло его в страх и окутало мраком. Хотя, возможно, виной тому были наряды тетушки Куин.
В дверь громко постучали.
– Открывай, маленький хозяин, – раздался голос Жасмин. – Открой и дай мне посмотреть на этого ребенка, не то, клянусь Богом, я вызову шерифа.
– Квинн! Квинн! – послышался следом мягкий и рассудительный голосок Сайнди. – Пожалуйста, позволь мне взглянуть на Мону!
– Хватай ее, – велел я Квинну. – Бегите мимо них на лестницу, а потом вниз, к машине. Я сразу за вами.
Глава 6
За три минуты, если не меньше, мы выбрались из дома и оказались возле машины. Чтобы не встревожить еще больше вопившую нам вдогонку толпу, двигаться приходилось со скоростью смертных. У Моны хватило ума прикрыть лицо перьями, украшавшими накидку, так что все, что можно было увидеть, это рыжую шевелюру и болтающиеся в воздухе ступни в украшенных драгоценными камнями туфлях. Бросив на ходу несколько предельно вежливых фраз провожающим, мы приказали совершенно невозмутимому Клему немедленно трогаться и ехать в Новый Орлеан.
Если быть точным, приказ отдал я, сопроводив его короткой улыбкой. В ответ водитель с саркастическим выражением на лице лишь молча пожал плечами, и вскоре громадный лимузин уже шуршал шинами по гравию подъездной аллеи.
Мона сидела между мной и Квинном на заднем сиденье, а я начал мысленно обследовать Новый Орлеан в поисках вероятных жертв.
– Я слышу голоса, доносящиеся словно непрерывный гул из глубин ада, – сказал я. – Соберись, крошка. Я ищу неисправимых злодеев – жестоких, бездушных смертных, которые пожирают тех, кто сломлен судьбой, или же сломленных судьбой и пожирающих друг друга. Мне всегда было интересно (хотя ответ я так и не нашел), останавливается ли когда-нибудь хоть один отпетый головорез, чтобы взглянуть на лиловое вечернее небо или на ветви дуба, раскинувшиеся над головой. Торговцы крэком, детоубийцы, тинейджеры, всего лишь на пятнадцать минут превратившиеся в бандитов (морг в этом городе никогда не пустует), – источник злодейства и морального невежества неистощим.
Мона, как завороженная, с мечтательным видом смотрела в окно, не пропуская ни одной детали меняющегося пейзажа. Куин обладал способностью слышать голоса на расстоянии и мог различать их издалека. Он сгорал от любви к Моне, но отнюдь не чувствовал себя счастливым.
Выехав на шоссе, лимузин набрал скорость.
У Моны от восторга перехватило дыхание, и она буквально вцепилась мне в левую руку. Новообращенные члены нашего племени непредсказуемы. Они словно бы пребывают в состоянии опьянения.
– Слушай, – сказал я. – Вот как мы с Квинном.
– Я слышу их, – ответила Мона, – но не могу выделить хотя бы один конкретно. Мне не распутать этот клубок. Ты только взгляни на деревья. Хорошо, что стекла в этой машине не тонированные. Мэйфейры всегда тонируют окна своих лимузинов.
– У тетушки Куин не было такой привычки, – отозвался Квинн, неотрывно глядя вперед во власти множества людских голосов. – Она предпочитала прозрачные стекла, чтобы ничто не мешало видеть все вокруг. Ей было плевать, если люди заглядывали внутрь.
– Надеюсь, все утрясется, – прошептала Мона.
– Этого никогда не случится, – возразил Квинн. – Просто будет становиться все лучше и лучше.
– Тогда вы должны мне доверять. – Ее пальцы крепко сжали мою руку. – Не надо так за меня бояться. У меня есть просьба.
– Давай выкладывай, – сказал я.
– Я хочу, чтобы мы проехали мимо моего дома… то есть мимо дома Мэйфейров на углу Первой улицы и Честнатстрит. Я два года провела в больнице и все это время его не видела.
– Нельзя, – возразил я. – Роуан почувствует твое присутствие. Как и в особняке Блэквудов, она не узнает, кем ты стала, но поймет, что ты рядом. Так что мы туда не поедем. Когда-нибудь – да, но не сейчас. Вспомни лучше о своей жажде.
Мона не стала спорить и лишь согласно кивнула. Я чувствовал, что она ни в чем не станет мне перечить.
Но я понимал, что ее одолевают тяжелые мысли, гораздо более мрачные, чем те, что обычно возникают у новичков при воспоминании о прошлой жизни. Что-то держало ее мертвой хваткой, что-то связанное со странными образами, которые она позволила мне увидеть во время Обряда Тьмы… Дитя-монстр, женщина-младенец… Что же это было за существо?