Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 47

О том, какие слухи распространялись в отношении императрицы и нового фаворита, свидетельствует сцена в книге Рюльера: «В сии-то первые дни княгиня Дашкова, вошед к императрице… увидела Орлова на длинных креслах и с обнаженною ногою, которую императрица сама перевязывала, ибо он получил в сию ногу контузию. Княгиня сделала замечание на столь излишнюю милость» ^{316}. Сам ли дипломат добавил салонного перца? Или обиженная княгиня передавала историю по горячим следам не так, как годы спустя в «Записках»? Зная, что и с чьих слов говорят, Екатерина II не могла не пенять подруге.

Тем не менее императрица готова была сносить неудобства. Наличие пары ближайших наперсников лишь отражало распределение сил между крупнейшими политическими группировками. Мемуары княгини живо рисуют обстановку сплетен, наушничества, клановых амбиций, царившую при дворе. Выходя от государыни с улыбкой на устах, Дашкова не могла сказать, как будет принята в следующий раз. Малые «мира сего» искали покровительства сильных. Одним из таких покровителей и должна была стать княгиня. А вот интерес Орловых состоял в том, чтобы отвадить от нее «прожектеров, искателей мест», не позволить «патрицианке» обзавестись «клиентами».

История с поручиком Михаилом Пушкиным, другом мужа княгини, демонстрирует, как оказался проигран первый раунд «домашней» войны.

28 июня именно Пушкин пожертвовал Дашковой своим мундиром. То есть отказался от дальнейшего участия в перевороте. Такой шаг можно было совершить, только рассчитывая на будущие благодеяния. Вскоре представился удобный случай расплатиться. Панин подал императрице мысль окружить великого князя «образованными молодыми людьми, знакомыми с иностранной литературой». Екатерина Романовна предложила кандидатуру Пушкина, хотя знала, что тот мот, должник и забияка. Несколько лет назад ей, по просьбе мужа, уже пришлось хлопотать перед послом Л’Опиталем за поручика, против которого было возбуждено дело о неуплате французскому негоцианту. Тем не менее яркое прошлое протеже не смутило нашу героиню. Ведь Пушкин усилил бы влияние группировки Панина при Павле Петровиче. А заодно и ее собственное – Пушкины числились дальними родственниками Дашковым ^{317}.

Орловы действовали в данном случае весьма умело для новичков. Старая история стала известна императрице вкупе с новым долговым скандалом, и Екатерина II высказалась очень определенно: «Достаточно и того, что… на Пушкина падает тень сомнения, чтобы лишить его возможности быть товарищем моего сына».

Когда княгиня передала эту весть самому поручику, показывая, что ничего не может для него сделать, он отправился к другим покровителям – Орловым. А те приискали ему место в Мануфактур-коллегии ^[23].

Дело шло не о «второй неосновательной придирке» к Дашковой «со стороны императрицы», а о весьма болезненном случае перехода сторонника от княгини к Орловым. Екатерина Романовна в силу своей импульсивности и неумения устраивать чужие дела переставала восприниматься как желанный покровитель. История с близким другом семьи, которому якобы указали на дверь и которого плачущего на лестнице подобрали-облагодетельствовали фактические враги, многому учила тех, кто еще только намеревался выбирать патрона.

Поздно было повторять: «Орлов всегда искал случая мне повредить». К Дашковой больше не обращались. Она и так слыла взбалмошной. А добродушные братья быстро приобретали репутацию щедрых, готовых помочь всем, вплоть до неприятелей. Бекингемшир отмечал: «Они ничуть не мстительны и не стремятся вредить даже тем, кого не без причины считают своими врагами» ^{318}.

Даже такой яростный критик екатерининского царствования, как князь М.М. Щербатов, подчеркивал добродушие и справедливость фаворита: «Среди кулашных боев, борьбы, игры в карты, охоты и других шумных забав… утвердил в сердце своем некоторые полезные для государства правила… никому не мстить, отгонять льстецов, оставить каждому месту и человеку непрерывное исполнение их должностей, не льстить государю, выискивать людей достойных… Хотя его явные были неприятели графы Никита и Петр Ивановичи Панины, никогда ни малейшего им зла не сделал, а напротив того, во многих случаях им делал благодеяния, и защищал их от гневу государыни» ^{319}.

Такая характеристика – прямое следствие избранного Орловыми поведения. Результат сотен случаев, похожих на историю Михаила Пушкина. Было и другое происшествие, не нашедшее места на страницах «Записок», так как воспоминание о нем ранило Дашкову. Через несколько дней после переворота бывший фаворит Елизаветы Петровны – Иван Шувалов – написал Вольтеру, будто «женщина девятнадцати лет сменила в этой империи власть». Такое высказывание крайне оскорбило императрицу, и она просила Станислава Понятовского: «Разуверьте в этом, пожалуйста, великого писателя» ^{320}.

Зачем Шувалову понадобилось подставлять себя под удар? Ведь Екатерина и так относилась к нему с неприязнью. После переворота положение Ивана Ивановича стало еще более шатким. Он состоял с Дашковой в отдаленном родстве и искал покровительства той, кого называли восходящей звездой. Однако, плохо зная отношения в екатерининском кругу, Шувалов обманулся. Похвалы Дашковой еще больше восстановили императрицу против него. Вскоре он засобирался за границу на «лечение», но Академия художеств, чьим меценатом был Шувалов, предъявила к нему денежные претензии. Только обратившись к Орлову за помощью, Иван Иванович смог прекратить тяжбу и, наконец, уехать.

Случай весьма похожий на историю Пушкина. В частности, из обоих происшествий следовал один вывод: не ищи покровительства Дашковой, этим можно только прогневать государыню. А Орловы не чинятся и способны помочь.

После истории с Пушкиным Екатерина II упрекнула подругу: зачем та вздумала «разрушать доверие подданного, внушая, что он потерял» в глазах императрицы «доброе мнение о себе»? Дашковой пришлось долго и путано оправдываться. Неосторожная на язык, она сама не поняла, какую медвежью услугу оказала государыне, сообщив вчерашнему участнику переворота, что «причина его несчастий» по службе – дурной отзыв царицы.

Екатерина II еще очень непрочно сидела на престоле и старалась каждому демонстрировать «ласку». Даже крайне неприятным ей прусскому и английскому послам Гольцу и Кейту она оказала теплый прием. Однако оба понимали, что их прежняя дружба с Петром III – худшая рекомендация для дипломата. Кейт писал в Лондон, что знает «из верного источника», будто его особа императрице «противна даже более» ^{321}, чем он «думал». Таким источником для посла была Дашкова и, хотя она точно передала мнение подруги об англичанине, нельзя поручиться, что Екатерина II оказалась этим довольна. Донесения иностранных министров перлюстрировались, и императрица прочла слова о «верном источнике».