Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 19

Таким образом, описанный случай относился еще к лету и вряд ли мог получить широкий резонанс в городе. Но княгиня настаивала: «Так как среди приглашенных было много гвардейских офицеров…то этот разговор стал вскоре известен всему Петербургу и вызвал всеобщие и преувеличенные похвалы по моему адресу. …Этому маленькому обстоятельству… я обязана тем, что у меня составилась репутация искренней и твердой патриотки, и, благодаря этому, некоторые офицеры, не колеблясь, облекли меня своим доверием» ^{120}.

Последнее спорно. 24 января 1763 г., в Москве, состоялась свадьба фрейлины Варвары Симоновны Гендриковой (троюродной сестры Дашковой по линии тетушки) и подпоручика Алексея Богдановича Челищева. На церемонии княгиня не присутствовала, хотя были приглашены многие ее родные ^{121}. Объяснить случившееся грядущей опалой нельзя – до майского дела Хитрово императрица старалась внешне сохранять видимость дружбы с Дашковой. Скорее всего, Гендрикова и Челищев не знали, что полтора года назад Екатерина Романовна заступалась за них.

Княгиня по обыкновению предала слишком громкий резонанс своей стычке с Петром Федоровичем. В ее глазах это был гражданский поступок. В глазах окружающих – забавное недоразумение, о чем и свидетельствует записка Екатерины, посвященная этому спору: «Я не могу не улыбаться, думая о вашем доказательстве, очень честном с вашей стороны, против такого слабого противника. Ваша горячность в защиту истины и справедливость не будет забыта» ^{122}.

Сгорая от нетерпения, княгиня сама решила разузнать у Екатерины ее планы. «20 декабря, в полночь, я поднялась с постели, завернулась в теплую шубу и отправилась в деревянный дворец на Мойке, где тогда жила Екатерина… Я нашла ее в постели… “Милая княгиня, – сказала она, – прежде чем вы объясните мне, что вас побудило в такое необыкновенное время явиться сюда, отогрейтесь…” Затем она пригласила меня в свою постель и, завернув мои ноги в одеяло, позволила говорить. “При настоящем порядке вещей, – сказала я, – когда императрица стоит на краю гроба, я не могу больше выносить мысли о той неизвестности, которая ожидает вас… Неужели нет никаких средств против грозящей опасности, которая мрачной тучей висит над вашей головой?.. Есть ли у вас какой-нибудь план, какая-нибудь предосторожность для вашего спасения? Благоволите ли вы дать приказания и уполномочить меня распоряжением? ” Великая княгиня, заплакав, прижала мою руку к своему сердцу… “С полной откровенностью, по истине объявляю вам, что я не имею никакого плана, ни к чему не стремлюсь и в одно верю, что бы ни случилось, я все вынесу великодушно…” “В таком случае, – сказала я, – ваши друзья должны действовать за вас. Что же касается до меня, я имею довольно сил поставить их всех под ваше знамя, и на какую жертву я не способна для вас? …Если б моя слепая любовь к вам привела меня даже к эшафоту, вы не будете его жертвой”» ^{123}.

Обратим внимание, как пассивно выглядит Екатерина под пером подруги. Зачем нужен храбрый рыцарь, если его возлюбленная начнет сама себя спасать?

Итак, княгиня просила будущую императрицу перепоручить ей объединение сторонников и организацию переворота. При этом она столь поспешно закончила разговор, точно боялась отказа: «Великая княгиня, вероятно, продолжала бы и упрекнула меня в неопытности и юношеском энтузиазме, но я, прервав, поцеловала ей руку и уверила, что нет надобности долее рисковать продолжением этого свидания. Тогда она горячо обняла меня, и мы несколько минут оставались в объятиях друг друга; наконец, я встала с постели и, оставив взволнованную Екатерину, поспешила к своей карете».

Для 19-летней заговорщицы вполне извинительно видеть себя маленьким фельдмаршалом, не позволявшим любимому предмету даже слова вставить в намеченный план. Но эти строки принадлежат 60-летней опытной женщине, многократно убеждавшейся, каким деятельным и предусмотрительным политиком была Екатерина II. Тем не менее…

Князь П.А. Вяземский говорил о вернувшихся из ссылки декабристах, что они ведут себя так, будто после 14 декабря никогда не наступило 15-е. В приведенном отрывке Дашкова рисует императрицу, словно 28 июня ее глаза не открылись, и она не увидела подругу в окружении плотной толпы других заговорщиков. Возможно, мемуаристка захотела тут же зажмуриться и вернуться в уютное время, когда между нею и государыней никто не стоял.

Рассказ о ночном свидании вызывает много вопросов. Сюжетно он повторяет историю с походом Дашковой к больному супругу в Москве. Мы уже обращали внимание, что муж и подруга занимали в сердце княгини как бы одно место, поэтому жертвенная любовь и рискованные поступки в отношении них естественны.

Настораживает точная дата рандеву – 20 декабря. Обычно Екатерина Романовна указывала время приблизительно, путалась, переставляла происшествия местами. У нее была слабая память на числа, поэтому при подготовке «Записок» она просила брата Александра Романовича прислать ей нечто вроде хронологической таблицы важнейших событий екатерининского царствования ^{124}.

Появление точной даты в «Записках» княгини должно всегда обращать на себя внимание читателя. Следует знать, что перед кончиной Елизаветы Петровны вокруг дворца были выставлены удвоенные караулы. Возможно, мемуаристка показывала, что успела проскользнуть к подруге еще до них.

Кроме того, за Екатериной следили, и та всячески отговаривалась от встреч: «Я считаю крайней глупостью бросаться очертя голову в руки врагов. Если мои друзья не могут безопасно видеть меня, я хотела бы лучше лишить себя удовольствия встречаться с ними, чем приносить их в жертву своего эгоистического желания». Теперь понятно, что за упрек цесаревна могла сделать подруге, и нежелание последней остаться на минуту дольше.

Имелось еще одно событие, которое следовало опередить, иначе честь первого разговора с великой княгиней становилась не безусловной. Оно опущено в «Записках» Дашковой, зато сохранилось в мемуарах Екатерины II. «При самой кончине Государыни Императрицы Елизаветы Петровны прислал ко мне князь Михаил Иванович Дашков, тогдашний капитан гвардии, сказать: “Повели, и мы тебя возведем на престол”. Я приказала ему сказать: “Бога ради, не начинайте вздор; что Бог захочет, то и будет, а ваше предприятие есть ранновременная и не созрелая вещь”» ^{125}.

Для логики выстроенного в «Записках» образа важно, чтобы ночной разговор между подругами состоялся раньше, чем прозвучали аналогичные предложения от других сторонников.