Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 130

Итак, чтобы «побесить»?

Имя Дашковой ни разу не упомянуто в письмах императрицы. Но стрелы пущены в нее. О чем говорит не только упоминание словаря, но и перечисление сторонников – Шувалова и Строганова. Среди врагов Нарышкин. Причем императрица солидаризируется именно с ним, называя себя и его «невеждами». Знаковое слово. Противостоять «невеждам» призвала академиков Дашкова. Задевшая ее публикация в «Собеседнике любителей российского слова» называлась «Протоколы общества незнающих».

Екатерина II всегда бравировала своим напускным «невежеством». Ее цель – «показать», что Дашковой «приходится сообразовывать свой Русский словарь с мнением невежд». Значит княгиня не сообразовывала. А чего еще было от нее ждать? За два с лишним десятилетия знакомства государыня могла понять, что ее подруга никогда и ни с кем не сообразовывается.

А что бесило Дашкову? Обычно пассажи Екатерины II в письмах к Гримму комментируются в том смысле, что государыня охладела к проекту Российской академии или просто относилась скептически. Рассуждения же княгини о бесполезности труда подруги оставляют без пояснений. Хотя пояснить есть что. «Она занималась в это время составлением также чего-то вроде словаря, редактируемого Палласом». Труд этого «безнравственного, беспринципного и корыстного человека» никак не мог устроить княгиню. Ведь «в издание книги, которую он в угоду императрице называл словарем, он вогнал более чем двадцать тысяч рублей, не считая того, что стоила Кабинету посылка курьеров в Сибирь, на Камчатку, в Испанию, Португалию и т. п. для отыскания нескольких слов каких-то неизвестных и бедных наречий».

Деньги. Как всегда деньги. Ведь 20 тысяч так хорошо было бы потратить на другой – полезный и нужный словарь! Княгиня не упомянула еще Америку, куда, правда, не гоняли курьеров, но с Филадельфийским философским обществом которой списались и получили ответ от Бенджамина Франклина, а затем и словари языков шауи и делаверов.

Так ли уж «бесполезно» было «что-то вроде словаря», выходившего под эгидой Екатерины II? Четыре тома по 500 экземпляров «Сравнительного словаря всех языков и наречий» появились в 1787–1791 гг. И современники, и потомки высоко оценили этот труд ^{907}. Дашкова не скрывала: «все его расхваливали, как чудесный словарь». Мнение придворных можно счесть лестью, на что и намекала княгиня. Но прошли годы, и оказалось, что словарь Палласа живуч, он внес свой вклад в развитие сравнительной лингвистики. Было бы наивно полагать, будто такой занятый человек, как императрица, сможет, оставив повседневные дела, непосредственно работать над дефинициями или вычитывать гранки. Екатерина II следила за словарем, конкретную же работу осуществляли филологи, в первую очередь, немецкие, что обеспечило известность за рубежом и быстрый ввод издания в научный оборот. Особую роль сыграл Людвиг Иванович Бакмейстер, составивший в 1773 г. вопросник, по которому был собран материал для сравнительного словаря. Именно Бакмейстер систематизировал блок, касавшийся славянских языков. Ему, автору обширного библиографического труда по русской литературе, подобная работа была под силу ^{908}.

Следует согласиться с мнением Л.В. Тычининой, что оба словаря могли бы мирно сосуществовать, не составляя друг другу конкуренции, поскольку преследовали разные цели ^{909}. Но в дело вмешался темперамент зачинательниц проектов. Однако, зная демонстративное терпение Екатерины II и вспыльчивость Дашковой, вряд ли стоит задаваться вопросом, откуда полетел первый камень.

Стоит только удивляться, как Екатерине Романовне удавалось и так сильно страдать, и так много делать? Возможно, душевные скорби были для нее катализатором, родом особого, не всем понятного наслаждения. Каждую драму княгиня переживала или пережевывала с чувством, с толком, с расстановкой. Как гурман вкушает изысканное блюдо. Не пропуская ни малейшей детали, отыскивая поводы пострадать. Дашкова была отъявленной мазохисткой. Душевная боль давала ей силы. А не опустошала, как случается с обычными людьми.

Заслуживает внимания высокое мастерство, с которым княгиня превращала тяжелые жизненные ситуации в подлинную трагедию. Оттягивала выход из тупика. Отказывалась от примирения. Оскорблялась посредничеством. Ведь посредник крадет удовольствие. И кем бы он ни был, ему лучше не вмешиваться. Здесь пиршество скорби, чужих к столу не приглашали.

Единственным человеком, с которым княгиня соглашалась разделить свои страдания и которого сама звала присоединиться, была императрица. Но слишком жизнерадостная от природы Екатерина II неизменно уклонялась. В минуты семейных неурядиц она отказывалась примирять дочь или сына с матерью и тем дарить подруге возможность снова и снова мысленно возвращаться к случившемуся, обсуждая его на разные лады.

Страдая из-за выходок Анастасии, Екатерина Романовна за столом императрицы произнесла примечательный монолог о храбрости: «Я считаю героическим мужеством не храбрость в сражении, а способность жертвовать собой и долго страдать, зная, какие мучения ожидают вас впереди. Если будут постоянно тереть тупым деревянным оружием одно и то же место на руке и вы будете терпеть это мучение, не уклоняясь от него, я сочту вас мужественнее, чем, если бы вы два часа сряду шли прямо на врага». Никто из присутствовавших не понял, к чему реплика княгини, рассказчик, повествовавший о событиях на театре военных действий, запутался. Одна императрица не сводила со старой подруги глаз, догадываясь, о каком событии та говорит.

Разговор коснулся самоубийства. «Я сказала ей, улыбаясь, что никогда ничего не предприму ни для ускорения, ни для отдаления своей смерти… Я нахожу, что дам более яркое доказательство твердости своего характера, если сумею страдать, не прибегая к лекарству, которым не в праве пользоваться» ^{910}.

Мало кто умел так испортить настроение за столом. Согласно Дашковой, «с этого дня императрица пользовалась каждым случаем, чтобы развлечь» ее. Камер-фурьерский журнал за 1786 г. полностью подтверждает слова княгини: она почти через день бывала у Екатерины II на малых собраниях и вечером приглашалась во внутренние покои. На любом празднике мадам директор указывалась сразу за императорской семьей ^{911}.