В борьбу за Павла вступали могущественные и грозные силы. Стремление защитить сына боролось в Екатерине Романовне с желанием удержаться на занятой высоте. Осень прошла для княгини спокойно, но зимой Павел Михайлович прибыл в свите Потемкина. «Возобновились нелепые слухи о том, что он будет фаворитом». Оставалось только сожалеть, что овец стерегут волки. Через давнего знакомого Дашковой по заграничной поездке генерала Самойлова светлейший князь повел с ней переговоры о возвышении сына. «Я ответила ему, что… слишком люблю императрицу, чтобы препятствовать тому, что может доставить ей удовольствие, но из уважения к себе… если мой сын когда-нибудь и сделается фаворитом, я воспользуюсь его влиянием только один раз, а именно, чтобы добиться отпуска на несколько лет и разрешения уехать за границу»
{830} Был ли это отказ?
В 1787 г. Джон Синклер, находившийся в России именно под покровительством Павла Михайловича, писал о его матери: «Ее жажда власти столь сильна, что она пожелала даже, чтобы ее сына назначили личным фаворитом императрицы, когда они вернулись в Россию. Но Потемкин, зная ее безграничные амбиции, очень искусно ухитрился похоронить проект… Если бы княгиня преуспела в своих планах, система Петербургского двора претерпела бы изменение, и Россия в разгар войны в Америке перешла бы на нашу сторону»
{831}.
Путешественник заблуждался в реальности подобных проектов. Когда Крым был присоединен, а Англия постепенно осознала, что все ее влияние на дела петербургского кабинета было фикцией, Дашковы потеряли тот внешний вес, которым пользовались почти два года.
«Лишила милости»
Светлейший князь и по окончании дипломатической партии с Англией не позволил себе откровенно показать Дашковой, как глубоко она заблуждалась насчет своего реального положения. А вот княгиня постфактум кое о чем догадалась. Есть сведения, что весной 1784 г. она предприняла попытку повредить Потемкину в глазах августейшей подруги.
«Княгиня Дашкова, бывшая в милости и доверенности у императрицы, довела до сведения ее, через сына своего, бывшего при князе дежурным полковником, о разных неустройствах в войске, – писал адъютант Потемкина Л.Н. Энгельгардт, – что слабым его управлением вкралась чума в Херсонскую губернию, что выписанные им итальянцы и другие иностранцы, для населения там пустопорожних земель, за неприуготовлением им жилищ и всего нужного, почти все померли, что раздача земель была без всякого порядка… Императрица не совсем поверила доносу на светлейшего князя и через особых верных ей людей тайно узнала, что неприятели ложно обнесли уважаемого ею светлейшего князя… лишила милости княгиню Дашкову, отставила ее от звания директора Академии»
{832}.
Есть мнение, что «особенные верные люди», через которых Екатерина II узнала, что Потемкина «ложно обнесли», – это П.С. Паллас и его ученик В.Ф. Зуев
{833}. Последний, по инициативе учителя, в 1781–1782 гг. ездил в экспедицию по Южной России и Причерноморью, видел своими глазами подготовку к присоединению Крыма и многое мог поведать. Позднее в Академии оба подверглись гонениям со стороны Дашковой.
Рассказ Энгельгардта содержит важные ошибки. Он указывает, что к жалобам Дашковой присоединился фаворит Ланской, во что трудно поверить, зная их взаимную неприязнь. Преемником княгини по Академии назван Домашнев, бывший ее предшественником… Тем не менее слова Энгельгардта интересны, поскольку передают слухи, ходившие среди близких сотрудников Потемкина, разговоры его адъютантов, секретарей, управляющих. В этом кругу молодой Дашков воспринимался недоброжелательно, из-за «благосклонности», которую на первых порах ему оказывал светлейший князь.
Однако следует обратить внимание, что именно с весны 1784 г. отношения Григория Александровича и княгини теряют налет близости. Ее письма, прежде длинные, полные просьб и заверений в дружбе, становятся короткими записками: «Будьте добры, князь, разрешите моему сыну приехать… ко дню св. Екатерины»
{834}. А где же: «Вы не можете усомниться в искренности и горячей дружбе, кою я вам посвятила»?
Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к Камер-фурьерскому журналу. 1783 г. – пиковый в карьере нашей героини. Она не только стала директором Академии наук, но и постоянно на первых ролях участвовала в придворной жизни. Ее близость к императрице была настолько велика, что на малых эрмитажных собраниях имя княгини указывали первым в списке гостей
{835}.
Наконец, во время путешествия Екатерины II во Фридрихсгам для встречи со шведским кузеном Густавом III Дашкова – единственная дама, которую взяли с собой. Ее старый знакомый, брат короля герцог Карл Зюдерманландский через шведского посла в Петербурге барона Нолькена предложил княгине орден «Заслуги». Прежний сторонник тесного союза со Швецией – Панин – был уже не у дел, и северные соседи попытались найти ему замену в лице Дашковой. Та дальновидно отклонила пожалование, считая, что оно обяжет ее действовать в пользу шведского короля. И, добавим, вызовет недовольство Екатерины II. Вместо ордена, княгиня получила другой знак высочайшего внимания – кольцо с портретом Густава III в обрамлении крупных бриллиантов. По словам Дашковой, из-за них перстень выглядел «уродливо», поэтому в Петербурге камни были вынуты и заменены жемчужинами. Возможно, эта история и породила слух, будто наша героиня выковыривала бриллианты из пожалованных ей наград. Тогда же, 9 июля 1783 г., Дашкова была избрана почетным членом Шведской королевской академии наук.
Влияние княгини было на пике. Через Потемкина она выхлопотала для брата Александра орден Святого Владимира
{836}, пристроила адъютантом в свите светлейшего своего племянника Д.П. Бутурлина
{837} – еще одного хорошо образованного молодого бездельника, впоследствии известного скабрезной сатирой на императрицу. К весне 1784 г. Дашкова начала не просто сознавать, а опробовать свою силу.