Екатерина Великая - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 198

Парламент был засыпан петициями избирателей с требованием голосовать против кредитов для войны с Россией. Чрезвычайно довольная этим Екатерина писала о парламентской оппозиции: «То, что в настоящую минуту не нравится одним, нравится другим… благодаря этому люди привыкают размышлять» ^[1500].

15 апреля в Балтийское море вышла эскадра В. Я. Чичагова, готовая встретить английский флот ^[1501], а через десять дней Суворов отправился в Финляндию к вновь укомплектованному корпусу. Настроение в городе царило напряженное. «Что станется с русскими — это их дело, — рассуждал уставший от политической неразберихи принц Генрих. — Мы же будем счастливы, если выпутаемся из этого скверного положения». Екатерина прокомментировала: «Русские останутся русскими» ^[1502]. В данную минуту у нее не было настроения ни храбриться, ни отшучиваться.

«Для Англии политически хорошо воспользоваться настоящими обстоятельствами для приведения России в то состояние, в котором она в отношении к другим Европейским державам находиться должна» ^[1503], — писал из Петербурга английский посол Чарльз Уитворт. Как его слова похожи на высказывания французских дипломатов времен первой Русско-турецкой войны!

Однако воевать не пришлось. В самый разгар дебатов в парламенте к Питту пришло убийственное известие о том, что Густав III закрывает для англичан свои гавани. «Король шведский изменил обещаниям, сделанным Пруссии и Англии, — почти с возмущением писал принц Генрих. — …маленький изменник!» ^[1504] В таких условиях Питт вынужден был отступить. Он приказал вернуть гонца, уже посланного в Петербург с нотой об объявлении войны, флот был разоружен. В Россию для проведения секретных переговоров о мире с Турцией срочно отбыл секретарь английского кабинета Уильям Фалькнер (Фокнер) ^[1505]. Провал интервенции нанес болезненный удар по самолюбию Питта, он со слезами признавался, что «это величайшее унижение в его жизни» ^[1506]. 30 апреля Екатерина с облегчением констатировала, что войны не будет. Уитворт доносил в Лондон, что «императрица нимало не склоняется на принятие status quo или какого либо ограничения» ^[1507]. По поводу попыток увязать интересы всех сторон конфликта в одном договоре государыня с издевкой писала Гримму: «Кто же, будучи хозяином у себя и имея собственную шапку, допустит, чтоб ему воткнули голову в шапку, уже покрывающую несколько голов, которые стукаются и вечно будут стукаться одна о другую?» ^[1508]

14 мая в Царское Село прибыл Фалькнер ^[1509]. Екатерина приняла его, любезно побеседовала, не затрагивая спорных вопросов, и лишь в конце позволила себе намек на позицию Англии. «Итальянская гончая собака, принадлежащая императрице, лаяла на мальчика, игравшего перед нею в саду, — доносил Фалькнер. — Она сказала мальчику, чтоб он не боялся, и, оборотясь ко мне, говорила: „Собака, которая много лает, не кусается“» ^[1510].

«Помолитесь за меня»

Между тем и императрица, и Потемкин находились на пределе сил. Нередко их беседы с глазу на глаз оканчивались ссорами, иногда князь сразу после разговора с Екатериной шел на исповедь ^[1511]. Разногласия были серьезны. Екатерина считала, что лучший способ достичь мира — это развитие наступления на юге. Потемкин доказывал, что без решительных дипломатических усилий в Берлине даже такая грандиозная победа, как Измаил, ничего не дала для мирных переговоров. 22 апреля императрица написала князю отчаянную записку: «Ежели хочешь камень свалить с моего сердца, ежели хочешь спазмы унимать, отправь скорее в армию курьера и разреши силы сухопутные и морские произвести действие наискорее, а то войну протянешь еще надолго» ^[1512]. Храповицкий рассказал о ссоре Потемкина и Екатерины, начавшейся 17 апреля: «Захар Зотов (старый камердинер императрицы. — О. Е.) из разговора с князем узнал, что, упрямясь, ни чьих советов не слушают. Он намерен браниться. Плачет (Екатерина. — О. Е.) с досады, не хочет снизойти и переписаться с прусским королем… 22 — Нездоровы, лежат; спазмы и сильное колотье с занятием духа» ^[1513].

Сохранились воспоминания выросшего в доме Потемкина мальчика-сироты Ф. В. Секретарева, описавшего одну из таких ссор весны 1791 года: «У князя с государыней нередко бывали размолвки. Мне случалось видеть, как князь кричал в гневе на горько плакавшую императрицу, вскакивал с места и скорыми, порывистыми шагами направлялся к двери, с сердцем отворял ее и так ею хлопал, что даже стекла дребезжали и тряслась мебель» ^[1514]. Немудрено, что после таких ссор императрица могла слечь. Чаще всего Екатерина шла на уступки, как в случае с субсидиями для шведского короля. Однако она очень болезненно относилась ко всему, что задевало интересы «милого дитяти» Платона Зубова. На знаменитое торжество в Таврическом дворце 28 апреля никто из обширного семейства Зубовых не был приглашен самим хозяином. Григорий Александрович предоставил Екатерине право привезти с собой, кого ей захочется. Великолепный праздник, сопровождавшийся фейерверком и демонстрацией пленных турецких пашей ^[1515], должен был ободрить население столицы.

На следующий день Екатерина сделала специально для Гримма подробное описание торжества. Особенно красивы, по ее словам, были две кадрили, «розовая и небесно-голубая», развлекавшие гостей во время пиршества в зале, «который по размерам и постройке уступит разве только Св. Петру в Риме». «В первой находился господин Александр, во второй сеньор Константин, — сообщала бабушка. — Каждая кадриль состояла из двадцати человек. Это была самая красивая петербургская молодежь обоего пола, и все это было с головы до ног залито бриллиантами… Вот, милостивый государь, как в Петербурге проводят время, несмотря на военный шум и угрозы диктаторов» ^[1516].