Григорий Потемкин - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 95

Если твоя держава — кротость, то нужен и России рай. Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие. Смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления» ^[810].

15 сентября Потемкин вновь покинул столицу и оставался на Юге до восстановления спокойствия в Крыму. Лишь к концу октября 1782 года князь вернулся в Петербург. В. С. Лопатин считает, что свой меморандум о необходимости присоединения Крыма к России Григорий Александрович обдумывал по дороге в Северную столицу после окончания бунта 1782 года ^[811], то есть в октябре. Однако в действительности записка о Крыме представляет собой приложение, входящее в черновик письма Иосифу II 10 сентября, она не могла возникнуть позднее этой даты. Возможно, Потемкин и обдумывал свой меморандум по дороге из Херсона в Петербург, но не в октябре, а в августе, еще до начала усмирения мятежников.

В ордере генерал-поручику графу А. Б. де Бальмену от 27 сентября князь подчеркивал: «Вступая в Крым, …обращайтесь, впрочем, с жителями ласково, наказывая оружием, когда нужда дойдет, сонмища упорных, но не касайтесь казнями частных людей. Казни же пусть хан производит своими… Если б паче чаяния жители отозвались, что они лучше желают войти в подданство ее императорского величества, то отвечайте, что Вы, кроме вспомоществования хану, другим ничем не уполномочены, однако ж мне о таком происшествии донесите. Я буду ожидать от Вас частного уведомления… о мыслях и движении народном, о приласкании которого паки подтверждаю» ^[812]. В этом документе уже заметно стремление Потемкина получить просьбу жителей ханства о переходе в русское подданство. В записке о Крыме звучит та же мысль.

К октябрю 1782 года относятся два других документа, посвященные Крыму. Они составлены в развитие идей сентябрьской записки Потемкина. Вероятно, Екатерина, заинтересовавшись ею, попросила князя подать свои предложения, оформленные уже в отдельном документе. «Татарское гнездо в сем полуострове от давних времен есть причиною войны, беспокойств, разорений границ наших, издержек несносных, которые уже в царствование Вашего величества перешли только для сего места более двенадцати миллионов, включая людей, коих цену положить трудно… — говорил Потемкин в собственноручной записке. — Порта знает уже Ваши виды, о коих с императором соглашались… При всяком в Крыму замешательстве должно нам полное делать против самой Порты приуготовление… Представьте же сие место в своих руках. Границе не будет разорвана между двух вовеки с нами враждебных соседств еще третьим. Сколько проистечет от того выгодностей: спокойствие жителей, господство непрекословное Черным морем, соединение империи, …непрерывная граница всегда союзных нам народов между обоих морей. Устье Дуная будет в Вашей воле. Не Вы от турков станете иметь дозволение ходить Воспор (в Босфор. — О. Е.), но они будут просить о выпуске судов их из Дуная. Доходы сего полуострова в руках ваших возвысятся — одна соль уже важной артикул, а что хлеб и вино!» ^[813].

Второй документ под названием «Рассуждение одного российского патриота о бывших с татарами войнах и о способах, служащих к прекращению оных навсегда» был написан рукой секретаря и до революции хранился в Тавельском архиве Василия Степановича Попова, начальника канцелярии Потемкина. Ныне утрачен. Он был посвящен тем мерам, которые петербургскому кабинету необходимо принять, уже после присоединения Крыма. Светлейший князь предлагал «оставить там на вечное поселение для защиты… 20 000 пехоты и 10 000 конницы. Всех оставшихся в Крыму солдат и драгун поженить, чтоб со временем их сыновья отцовские места заступили.

Для населения Крыма природными российскими людьми надлежит взять из государственных волостей и монастырских деревень в число рекрут на первый случай 10 000 человек хлебопашцев и поселить их в Крыму во удобных местах, но чтоб для них домы и все, что нужное к тому, уже к приходу их готово было, и обучить оных хотя несколько ружьем владеть… И быть бы им навсегда военными государственными крестьянами…

Живущим в Крыму татарам объявить, что которые из них пожелают быть в вечном российском подданстве, те могут остаться на прежних своих жилищах, а прочим дать на волю выехать вон из Крыма и переселиться, куда кто пожелает… Спросить вольницу из донских казаков и из малороссиян, кто в Крыму жить пожелает… Дозволить селиться в Крыму прочим вольным христианам: грекам, армянам, валахам и булгарам… Крым назвать прежним его именем» ^[814]. Этот документ в сжатом виде излагал программу Потемкина по заселению Тавриды. Он показывает, что основные черты переселенческой политики были разработаны князем еще до присоединения Крыма.

Соседство тюрбанов и шляп

Отправившись в Крым 15 сентября, Григорий Александрович подробно извещал императрицу обо всем, происходившем там. В разгар волнений, когда мятежники остро нуждались в помощи Турции, внимание Константинополя к делам бывшего вассала неожиданно ослабело. 19 сентября Екатерина писала Потемкину о страшном пожаре, произошедшем в турецкой столице: «Из Царяграда получила я от Булгакова вести, что весь город выгорел и горел 55 часов, казармы янычарские, все судебные места и многие мечети выгорели; людей же тысяч до четырех сгорело, а несколько сот тысяч погорело; ожидали от сумятицы бунта… Чернь злится на нас и нас клеймит поджиганием города, и улемы вранья подкрепляют; в городе же в хлебе оказывается скудость, от мельниц и пекарен мало что осталось» ^[815]. 1 сентября 1782 года русский посол Я. И. Булгаков доносил из Константинополя: «Опасаются бунта. Султан боится дозволить вывозить лес в такое время, когда тысячные толпы спят на открытом воздухе, не имея ни домов, ни надежды оных к зиме построить» ^[816].

Угроза волнений в столице заставила турецкое правительство избегать столкновения с Россией, чтобы еще больше не усугубить тяжелую ситуацию. В письме 25 сентября Екатерина рассуждала об изменении поведения Порты. «Удивительнее всего, — говорит она, — что посреди сумятицы тамошней после пожара спешили уплачивать деньги, кои нам должны, и сие приписую трусости» ^[817]. В цитировавшемся выше донесении Булгакова 1 сентября посол пишет: «Все меня уверяют, что здесь войны боятся, и в одном только случае сумасшествие дойти может до сей крайности, а именно ежели народ и чернь взбунтуется. Тогда султан рад будет всему свету войну объявить, лишь бы оставили его наслаждаться спокойною жизнью сераля. Ежели же его свергнут, молодой наследник, ничего не знающий и упоенный рассказами о величестве, богатстве и силе империи, которая, в самом деле, бедна, бессильна и уподлена, вовлечен будет во все то, что пожелает чернь или духовенство; а сии ничего не предвидят и, кроме фанатизма и зверского варварства, ничем не управляются. Разумные же люди, кои знают, что все расстроено и все вдруг вспыхнуть может… больше всего боятся, чтоб татары, бегущие из Крыма, толпою сюда не нахлынули» ^[818].